Во время оккупации скрывала у себя двух раненых украинских бойцов: история 75-летней Евгении Глухой в проекте "Я не забуду"

До войны мы привыкли, что новые встречи и знакомства — это все о радости и счастье. Однако сегодня наши реалии другие. И иногда новые встречи нам нужны для того, чтобы разделить с кем-то наше горе. Сегодня в проекте "Я не забуду" с Ириной Хоменко именно такая история.

Героиня выпуска — 75-летняя Евгения Глухая, которая 9 месяцев прожила в оккупации на Херсонщине. В это время она скрывала у себя двух раненых украинских солдат.

Ольга

Ольге Артемчук 35 лет, она из Хмельницкой области. Женщина 11 лет работала учителем в школе, а сейчас учится водить и мечтает освоить профессию парикмахера.

Вместе с мужем Богданом они воспитывали сына. 12 марта 2022 года Богдана призвали на войну, он попал на Херсонское направление. В сентябре во время одного из боев он раненый оказался в оккупированном россиянами селе, где бойца с его побратимом спрятала местная жительница. Однако через несколько дней от ранений Богдан умер.

Накануне исчезновения мужа Ольга разговаривала с ним.

— О чем вы говорили?

— Разговор был очень коротким, потому что плохая была связь, очень было слышно выстрелы, взрывы. Мы с ним минутку-две смогли поговорить. Сказал, что с ним все хорошо, что они выполнили задание, которое им было поставлено, и сейчас стоят на позициях. Спрашиваю: "А чего же так громко?" А он говорит: "Ну, потому что идут взрывы, стреляют, но у нас все хорошо".

Это было 16 сентября вечером. Потом он не звонил уже. Мы почувствовали, что что-то не так.

19 сентября мне позвонила неизвестная женщина, назвалась Дусей и сказала: "Богданчик у нас, он в селе Правдино, Херсонская область, Белозерский район. Вы не переживайте, он жив, но он очень сильно ранен в правую ногу". А Правдино тогда было под оккупацией.

И муж через эту женщину просил сообщить, что они живы и ранены, что им нужна помощь. Они были вдвоем с побратимом Костей. Я позвонила другому их побратиму, рассказала. Была попытка еще раз зайти в село, но не получилось, потому что российская сторона постоянно стреляла.

— Вы еще разговаривали с Дусей?

— Да, постоянно разговаривали, но очень плохая связь была, и она часто была вне зоны.

Я всегда спрашивала, как он. Она рассказывала, что все хорошо, вот он водички попил, бутербродик съел, что попросил передать, чтобы мы не волновались, что с ним все будет хорошо, что он нас очень любит.

— Как вы узнали, что мужа уже нет?

— 20 марта она позвонила, сказала, что Богдан жив, но ему нужна медицинская помощь, что они сами не справляются.

На каждый звонок от Дуси у меня прямо сердце вылетало. Я боялась услышать от нее слова, что Богдан умер. И вот когда она снова позвонила, у меня действительно было предчувствие, что что-то она должна сказать нехорошее. Она: "Олечка, я не знаю, как тебе об этом сказать. Но Богданчика уже нет. Он умер".

У меня был такой шок, телефон выпал из рук, я не верила. А когда я увидела слезы на глазах сына, то тогда меня действительно прорвало. Это состояние не передать.

Ольга и Богдан с сыном
Ольга и Богдан с сыном

Елена

Вместе с Ольгой в студию "Я не забуду" приехала сестра Богдана — Елена Артемчук.

— Елена, как вел себя ваш брат незадолго до смерти?

— Он будто что-то чувствовал. Где-то за неделю до этого боя он звонил всем знакомым, близким и родственникам, даже с которыми не очень часто общался. Как прощался уже.

Он этого не показывал, но были такие моменты, когда он говорил, что есть всего 4%, что я вернусь с этого задания. Он чувствовал. Я ему говорила: "Что ты такое говоришь? Не думай о таком, все будет хорошо, мы тебя ждем. Ты должен вернуться, и идти на задание с мыслью, что ты вернешься".

Когда он до этого в последний раз приезжал домой, старался всем сделать какие-то подарки. Жене телефон подарил, сыну мотоцикл купил. Как будто хотел на память о себе что-то оставить.

— А у вас лично были какие-то предчувствия?

— Мне приснился сон, что он приехал ко мне в гости, вроде как его уже отпустили из армии, но с гипсом на руке. Я у него как бы спросила: "Что это?" Он говорит: "Получил ранение". И у меня во сне мысль: фух, в руку, значит, все хорошо.

И после этого сна мне приснился родительский дом и много людей, все в черных платках, то есть произошло какое-то горе.

Первый сон я рассказала маме, а второй я вообще старалась забыть. Было страшно даже допустить что-то такое. И уже когда нам позвонили, тогда я поняла, к чему этот был сон.

— Что вы делали, когда узнали о смерти брата?

— Сразу же поехали к родителям. Мы искали способ, чтобы либо узнать, что это правда, чтобы забрать тело, или наоборот — опровергнуть, что это не он, что произошла ошибка.

Обратились в военкомат. Нам там сказали: "Никому не верьте, потому что вам позвонила неизвестная женщина, поэтому это не подтвержденная информация. Вообще у нас такой информации нет, он пропал без вести. Всё. Не верьте никому". Они объяснили, что село под оккупацией, могут наговорить, что хочешь. Когда человеку приставляют автомат к голове, он скажет все, что ему приказывают. И у нас, знаете, появилась какая-то надежда.

— Но когда деоккупировали село...

— Да, мы ждали, когда освободят село, чтобы уже расставить все точки над "і". Когда деоккупировали, вывезли тела, то с нами связались, что нужно приехать в Николаев на опознание.

Ездила я, взяла это на себя. Видимо, чтобы просто родных от этого защитить, потому что я знала, что это будет очень трудно. Знала, что мама не переживет этого.

Мы его опознали, потому что с ним были и вещи, и крестик, и документы его. И еще можно было опознать по чертам лица. И тогда все надежды исчезли.

26 ноября мы его встретили и похоронили со всеми почестями. Его три села по дороге домой на коленях встречали. Его все любили и уважали.

Евгения

Ольга и Елена Артемчук приехали в "Я не забуду", чтобы встретиться с Евгенией Глухой, жительницей села Правдино, которая до последней минуты была с Богданом вместе со своей соседкой Дусей.

— Евгения, вспомните тот день, когда и при каких обстоятельствах вы встретили Богдана.

— Это было 17 сентября, был сильный бой. Когда я бежала от соседки, смотрю — возле столба парень. На нем был свитер, ни оружия, ни каски не было. Он полз, не мог встать. Я подбежала к нему: "Сыночек, давай тебе помогу". А он килограмм 90, я не смогла его поднять. Он говорит: "Бабушка, не надо, я сам, идите во двор". Потом выяснилось, что это был Богдан.

Я побежала во двор, а там Костик лежит. На нем все оборвано по пояс.

Богданчик дополз, говорит: "Можно к вам в дом?" Говорю: "Пожалуйста, сыночек, как же я вас не пущу".

Я дала водички ему. Он одну кружку выпил, вторую кружку выпил. Я хотела его одеялом накрыть, а он говорит: "Не надо накрывать, мне жарко".

— Что происходило после того, как военные оказались у вас дома?

— Я побежала к соседу, потому что у него была машина. Забежала к ним во двор, вижу, к ним во двор снаряд упал, все горит — и трактор, и свинарник.

Он сидит, плачет, а потом спрашивает: "Тетя Женя, что вы хотели?" Я говорю: "Сыночек, помоги, у меня два солдата в доме. Что мне делать? Я бы хотела их вывезти". А он говорит: "Куда? Я не поеду, потому что поеду на Николаев, меня там поймают и расстреляют. На Херсон — тоже русские не дадут нам проехать. Немножко подождите".

Я побежала назад. Добегаю, а уже два русских мужчины зашли во двор. Они уже Костика расспрашивали. Пошли к Богданчику. И я за ними. Русский говорит: "Бабушка, выйдите, мы хотим поговорить с ним". Ну что я сделаю? Я вышла.

И бегом на улицу, а на дворе лежала такая зеленая туба, которую на плечо кладут и стреляют. Я ее быстро в цветы спрятала, тряпкой кровь подтерла.

Вижу, русские уже вышли. Начали звонить по телефону. Говорит кому-то: "Триста" (то есть "трехсотые", раненые, — ред.). А я же не знала, что такое "триста", я такая плачу, глажу его по руке. Он на меня посмотрел, и говорит в телефон: "Нет, двести" ("двухсотый" означает умерший, — ред.).

Они любят, когда их гладят, когда их просят, когда унижаешься. У нас женщину россияне убили ни за что. Они на цветы танком наехали, она вышла и говорит: "Что же вы делаете? Забор поломали, на цветы наехали..." Покричала, да и пошла в дом. Когда слышит — бух по дому. Вышла — это они столб на ее дом свалили. И она начала кричать. И тогда чеченец убил ее.

Богданчика я называла Сережа. У меня сын умер за два месяца до войны. И он такой светленький, голубые глаза. Я говорю: "Ты не будешь сердиться, если я тебя буду называть Сережа?" А он: "Да ничего".

Богданчик был очень ранен, весь бок у него ранен, и часть ноги. Но он не кричал, не плакал, не стонал. Я его перевязывала. Простыни, пододеяльники рвала и перевязывала.

Еду им готовила: бульончик, супчик, бутербродики делала. К сожалению, они ничего не ели, только водичку пили.

— Какими были последние минуты жизни Богдана?

— Утром в половине шестого мы делали им уколы. Вроде еще ничего не было. Потом вижу, что-то не то, что-то он плохо говорит. Водички. Он ручки протянул, как будто ловит, и говорит: "Я ничего не вижу, я ничего не вижу".

Мы с Дусей посадили его на диван. Дуся села к нему, голову его положила на себя, обняла. И он молчал, молчал. А потом говорит: "Мама!" И затих.

Я так хотела, чтобы они жили. Я иду в церковь, и теперь ставлю не одну свечу, а три. Потому что у меня теперь три сына. Но я не смогла их спасти.

20 сентября Богданчик умер. Ребята выкопали яму, и мы его похоронили.

Когда Богданчика мы выносили, Костик так посмотрел, он как духом упал, и через несколько дней умер.

Они шесть дней у меня были.

Ольга Артемчук: Большое вам спасибо, потому что вы нам сохранили тела, сохранили память. И у нас сейчас есть место, куда мы можем прийти на могилку, поплакать, поговорить.

В конце встречи Евгения передала Ольге и Елене свитер, в котором был Богдан, когда женщина его нашла.

Предыдущие выпуски "Я не забуду:

Прямой эфир