Спас 52 детей во время оккупации Херсонщины: история мужества директора центра реабилитации Владимира Сагайдака

Владимир Сагайдак — директор Херсонского центра социально-психологической реабилитации детей. Учреждение расположено в селе Степановка, что возле Чернобаевки. Поэтому с первого дня полномасштабной войны и оккупации боевые действия разворачивались фактически на глазах жителей центра. На тот момент в заведении находились 52 ребенка.

Как Владимир Сагайдак с семьей пережил оккупацию и как не дал российским военным вывезти подопечных детей в Россию — смотрите в очередном выпуске проекта "Я не забуду" с Ириной Хоменко.

Выжить под оккупацией

Владимир Сагайдак со своей женой вместе уже 42 года. Свою дочь называет верным другом. Старший внук служит в армии Израиля, а младший учится играть на фортепиано.

Семья живет в Херсоне, во время оккупации они оставались в родном городе. Владимир Сагайдак в течение 2,5 месяцев не был рядом с родными — переехал в Центр социально-психологической реабилитации в Степановку.

— Почему во время оккупации вы переехали жить в центр?

— Я работаю директором Центра социально-психологической реабилитации детей. На начало полномасштабной войны у меня было под опекой 52 ребенка-сироты, дети, лишенные родительской опеки, и дети, которые оказались в сложных жизненных обстоятельствах. Конечно, ими никто не мог больше заниматься, кроме меня с коллективом. Поэтому я принял решение и в первые дни войны переехал жить в центр, потому что часть работников выехала на подконтрольную территорию.

Мы не думали, что будет такая большая война. Никто не готовился, никто не знал. Мы никогда не могли себе представить, что Россия может напасть на Украину.

— А как вы объяснили детям, что началась война?

— Мы так и сказали, что Россия напала на Украину, что она хочет нас уничтожить. У меня были дети от 3 лет до 18, и вот старшие дети сразу стали взрослыми.

Было такое время, когда на 52 ребенка нас трое взрослых оставалось. И старшие дети были уборщиками, были помощниками воспитателя, накрывали в столовой столы, помогали младшим. Так мы выживали.

— А чего больше всего боялись дети?

— Больше всего мы боялись того, что нас могут забрать в Россию, что нас могут вывезти. Я морально был готов к этому.

Я бы детей не бросил, я бы поехал с ними до конца — где бы они ни были, я был бы с ними.

Это знала моя семья, это знали мои родные. И мы в центре жили одной семьей, чтобы никто никого не забрал. Я знаю, что [оккупанты] много детей вывезли из Херсонской области. Предлагали и нам под видом экскурсий, под видом оздоровления. Мы отвечали: нет-нет, нам здесь хорошо, у нас есть свой бассейн, все остальное, мы никуда не поедем.

— Получается, дети боялись, что их вывезут в Россию, больше, чем взрывов?

— Да. Взрывов мы боялись первые два месяца. Недалеко от нас Чернобаевка, до уже легендарного аэропорта — километр. И мы видели все 29 "серий" Чернобаевки. Все эти горящие танки, машины, детонация снарядов — это все происходило на детских глазах.

Конечно, во время взрывов дети падали, закрывали подушечкой голову.

— Пострадал ли ваш центр во время обстрелов?

— В 15 метрах от нашего помещения упал реактивный снаряд. И если бы где-то так 1,5 метра, то он бы был в игровой старших девочек. Но слава богу, он не попал, а только шрапнелью выбило стеклопакет. Это был огромный снаряд.

Мы не выпускали детей на улицу, потому что каждый день мы собирали по территории много этого "добра", которое падало нам на голову.

— Где вы брали продукты, чтобы кормить 52 детей?

— Нам очень помогали волонтерские организации, помогала международная организация ЮНИСЕФ.

Конечно, из-за блокпостов не все волонтеры хотели к нам ездить, поэтому основным поставщиком продуктов был я. Раз в неделю, в две недели мы выезжали на базар, покупали все, что нам нужно.

Я скажу, что мы не голодали. Дети были накормлены, присмотрены. И самое главное, что они остались живы и здоровы.

— А как насчет вашей семьи? Виделись ли вы с родными, которые находились в Херсоне в это время?

— Когда я выезжал за продуктами, то на 15-30 минут забегал домой, обнимал внука, дочь, жену и возвращался на работу.

Жена проработала всю жизнь с детьми-сиротами, и она понимала, что кроме меня, кроме коллектива, который там остался, никто не поможет этим детям. Я должен быть с детьми.

— Я могу представить, какие это были полчаса встречи, когда вы к ним приезжали.

— Очень все были рады.

У нас в городе был террор. Тот, кто не пережил оккупацию, этого не поймет. Когда нас освободили, когда все херсонцы вышли на улицы, я понял, что нас очень много, и мы не бросили Херсон.

Мы дождались, и мы верили в освобождение с первого дня оккупации.

Спрятать детей

— Я знаю, что к вам наведывались оккупанты. Как это было, когда они впервые к вам пришли?

— Когда они уже к нам пришли, я понял, что не будет эвакуации [на подконтрольную Украине территорию], не будет никаких "зеленых коридоров".

Мы пообщались с коллегами, и я сказал: "Так, если мы в ближайшее время не спрячем детей, они окажутся вместе с нами в России или где-то еще. Но нас точно здесь не будет, нас вывезут".

И мы начали искать, где можно спрятать детей. Сначала спрятали их по ближайшим родственникам: бабушки, дедушки, тети. Все, кто мог взять детей, они их забрали. В заведении осталось 5 мальчиков и 1 мальчик в больнице был. Конечно, я остался с ними в центре, и они были со мной до конца.

И когда пришли россияне (они первый раз пришли в балаклавах, с автоматами), первый их вопрос: где дети?

Они, конечно, знали о наших детях, потому что очень много было коллаборационистов. Мы с первого дня вели конспиративную жизнь. Наши дети не выходили на улицу. Мы играли только на хозяйственном дворе, куда заезжают машины, там есть маленькая крыша, чтобы дети могли спрятаться, если будет какая-то опасность.

— Когда оккупанты спросили, где дети, что вы ответили?

— Я сказал, что центр реабилитации — это не интернат. Система образования в России и Украине разная. В России нет центров реабилитации. Они не понимают, что это такое.

Так, в центре реабилитации ребенок может быть от месяца до 9 месяцев. После 9 месяцев он возвращается в биологическую семью, мы его возвращаем родителям, или в приемную семью, или идет на усыновление.

— И они в это поверили?

— Они в это не очень верили. "Дайте нам документы". Я им даю документы. Они смотрят, конечно, ничего не понимают, потому что мы ведем документацию на украинском языке. Когда они поняли, что не разберутся, то конфисковали все 66 личных дел. Их они нам так и не вернули.

— Правда ли, что ваше фото оккупанты распространяли в социальных сетях?

— Мне друзья сбросили мои фотографии, которые распространялись в российских социальных сетях, и там было написано, что я главный "нацик" города Херсона, что меня надо судить на Нюрнбергском процессе. Как-то так.

Конечно, когда такое происходит, друзья пишут: "Прячься, потому что за тобой придут". И они (оккупанты, — ред.) приходили. Они были очень много раз.

В первый раз я смог это снять на камеры наблюдения. Потом они нам разбили все видеокамеры, забрали жесткие диски, забрали компьютеры.

Судьба Даны и Имира

Сейчас Центр социально-психологической реабилитации детей пустой, все дети эвакуированы. Однако Владимир Сагайдак верит, что война уже скоро закончится, и дети вернутся в Степановку.

Два воспитанника центра — 14-летняя Дана и 9-летний Имир — сейчас живут в Умани, в семье Аллы и Александра Пономарчук. Однако у родителей есть и родные дети: старшей дочери Юлии — 18 лет, сыну Дмитрию — 15.

Встретиться с Владимиром Сагайдаком в студию проекта "Я не забуду" приехала Алла Пономарчук и Дана с Имиром.

— Алла, расскажите, с чего все началось?

Алла: Это был апрель. Нам позвонил Владимир Петрович, сказал, что есть возможность забрать детей к себе, потому что их могли увезти в Россию. Мы приняли решение забрать Дану с Имиром на время войны.

— А кем приходятся вам эти детки?

Алла: Мой муж — двоюродный дядя этих деток. Их папа умер в конце 2020 года. Их мама приехала с этими детьми в Каланчак (что на Херсонщине, — ред.) ухаживать за своей мамой, однако через месяц после приезда она неожиданно умирает.

Всего в их семье было шестеро детей, из них четверо после смерти их мамы жили в центре, а есть еще два старших брата, которые не жили с ними. Сейчас кроме Даны и Имира остальные дети уже совершеннолетние, взрослые.

Изначально наша семья жила в Каланчаке. После звонка Владимира Петровича мы поехали и забрали Дану с Имиром, и вернулись в Каланчак, в оккупацию, потому что выезда [с оккупированной территории] сначала не было.

Как только появилась возможность, мы впятером выехали. Наш выезд длился трое суток. Выезжали через Васильевку (там расположен контрольный пункт въезда-выезда, КПВВ, — ред.), там провели сутки, потому что нас в первый день не пропустили, и мы ночевали в машине. Пропустили нас только на второй день вечером.

Потом мы приехали в Запорожье, там нас встретили волонтеры, на ночлег перевезли в детский сад. Мы там ночевали, искупались. А потом начали двигаться дальше — в Умань.

Сейчас мы живем в доме наших друзей, которые отдали нам его, пока сами находятся во Франции.

— Сколько с вами уже Дана и Имир?

Алла: Год, с апреля.

— Как складываются ваши отношения?

Алла: Сначала детки были, как ежики. Все чужое, мы чужие, они же нас не знают, мы их не знаем. До сегодняшнего дня притираемся. Однако они уже начали привыкать к нам, мы к ним.

Поэтому мы приняли решение, что уже их не отдадим. Если нам позволят взять их двоих, то мы оставим их в своей семье.

И нам разрешили. Мы приехали в Умань, сразу обратились в службу по делам детей, и нам дали опеку над этими детьми.

— Как ваши родные дети отреагировали на такое решение?

Алла: Мы с ними советовались, и они понимали, что это правильное решение. Но с другой стороны, мы понимали, что это будет непросто. Однако все дети дружные, не было никакой ревности.

— Владимир, могли ли вы себе представить, что когда вы звонили и просили приютить детей на некоторое время, то они навсегда окажутся в семье?

Владимир: Я не мог представить. Но я был уверен, что Алла с мужем их сохранят и они будут в безопасности. Поэтому я очень благодарен, что они приняли решение взять к себе еще двух детей.

Это большое счастье. Это нельзя описать словами. Это самая большая радость.

Я считаю, что главная моя задача, центра реабилитации — спасти ребенка, отдать его родителям, чтобы он был счастлив.

Впервые за год Дана и Имир смогли обнять своего наставника. Они рассказали Владимиру Петровичу, что очень счастливы в новой семье, что им нравится в Умани и на новом месте у них появилось много друзей. Имир мечтает стать поваром и сейчас учится помогать Алле на кухне. А Дана хочет стать волонтером.

Дети подарили Владимиру Сагайдаку на память рамку с фотографиями, сделанными в центре реабилитации. Также на ней есть пустые места — для новых детей, которых Владимир Петрович будет опекать в своем центре.

Предыдущие выпуски "Я не забуду:

Прямой эфир