Главная
Публикации
Украина
Здоровье
Лекарство от стресса, помощь военным и подарок от Лины Костенко: интервью с заслуженным врачом Украины, дерматологом Ольгой Богомолец в "Точці опори"

Лекарство от стресса, помощь военным и подарок от Лины Костенко: интервью с заслуженным врачом Украины, дерматологом Ольгой Богомолец в "Точці опори"

23 января / 2024

Ольга Богомолец — заслуженный врач Украины, доктор медицинских и философских наук, профессор, политический и общественный деятель. Принадлежит к одной из старейших в Украине медицинских династий Богомольцев. Меценат, основательница и владелица комплекса "Замок Радомысль", основательница музея украинской домашней иконы и древностей "Душа Украины". Автор более 70 научных работ и 14 патентов на изобретения в сфере дерматологии. Капитан запаса медицинской службы, певица, лауреат украинских музыкальных конкурсов. В четвертый раз замужем, есть четверо детей и внук.

В интервью Светлане Леонтьевой в программе "Точка опори" Ольга Богомолец вспомнила свою работу в Мариуполе и подготовку к началу полномасштабного вторжения. Также она рассказала о том, как исполняет украинские романсы и авторские песни, к которым сама пишет музыку; дала конкретные советы, как справиться со стрессом, и отметила, каким образом происходят бесплатные онлайн-консультации для военных.

Лекарство от стресса

— Мы все живем в постоянном стрессе уже второй год активной войны. Как вы преодолеваете его и что посоветуете украинцам?

— Это сегодня, пожалуй, наиболее актуальная тема для обсуждений. То, что мы не можем допустить сегодня никак — это отчаяние и депрессия. Как только каждый запустит в себе отчаяние, депрессию и уныние, у нас не станет шансов на победу. Есть замечательный научно обоснованный метод самопомощи — метод барона Мюнхгаузена. У него была такая тоненькая косичка, за которую он себя вытаскивал из болота. Мы сейчас говорим обо всех украинцах, которые привыкли просыпаться с войной, засыпать с войной и просыпаться снова.

— К этому можно привыкнуть?

— Да, к этому можно привыкнуть. Мы привыкли. Как врач, я прежде всего посоветую всем женщинам проверить уровень витамина D. Работа в офисе или дома, постоянные переживания приводят к гиповитаминозу. Нужно с этого начать, потому что любые наши попытки во время гиповитаминоза не будут эффективными.

Быть сегодня в стрессе — это нормально. Стресс мобилизует организм: дает нам больше сил, адреналина, возможности сконцентрироваться. Другой вопрос — нельзя быть в нем постоянно. Нужно понять, что плакать — это нормально, просить о помощи — это нормально. Также нормально кого-то утешить и кому-то помочь. Ожидать, что только тебя кто-то будет утешать — нет, так не будет. Надо найти этот баланс.

Я когда-то была очень удивлена. Мы в молодости много общались с ветеранами Второй мировой войны и спрашивали, какое время было лучшим в их жизни. До сих пор не совсем могу это осознать, но все ветераны отвечали, что война была лучшим временем их жизни: "Сейчас мы это понимаем. Тогда нам казалось, что это очень тяжело, но сегодня я бы снова прошел то же время, те же испытания".

— Почему? Потому что молодость?

— Потому что это настоящее. Война отличается тем, что там становится меньше лжи. Информационный фронт сегодня у большинства украинцев забирает силы. Наиболее сильными являются те, которые находятся на фронте и видят, что происходит реально. И волонтеры, которые постоянно заняты работой и им некогда слушать ложь и накручивать себя. Вот прослушал ты очередную порцию лжи. Можешь ли ты что-то изменить? Нет. Делай то, где ты можешь что-то изменить.

Я готовилась к войне за три месяца до нее. Нет, я не предчувствовала ее. После того, что произошло на Майдане, когда у меня на руках за один день один за другим умерли 13 ребят, которые были расстреляны... Когда у меня спрашивали, верю ли я, что может быть война, я говорила: "После того, что произошло, нет ничего, во что я не верю". Если бы мне кто-то сказал, что в центре Европы, в Украине, у меня на руках будут умирать люди, я бы сказала, что это нонсенс.

Когда американцы начали говорить о войне, я собрала всю свою семью, предприятие, клинику и лабораторию. Мы сделали отдельные чаты, распределили обязанности, на случай начала войны мы определили, что должны делать, кто планирует выезжать, кто остается работать. В Киеве на работе закупили медикаменты на три месяца. Я думала, что будут боевые действия в Киеве, поэтому мы с врачами прописали, кто где будет. Мы были готовы оказывать помощь так же, как на Майдане. На три месяца у нас должно было хватить перевязочного материала и обезболивающих. Мы все это подготовили, законсервировали и были готовы. Сделали запасы воды, потому что понимали, что ситуация может быть неконтролируемой.

Худшая ситуация была с семьей, потому что в семье все говорили: "Мама, не начинай. Ты как всегда". Я сказала: "Окей, вы в это не верите, а я не имею возможности вас убедить, но у нас общее собрание". В декабре я всех собрала и сказала, что если начнется война, то прежде всего мы можем потерять коммуникацию, связь. Этого не произошло, но мы были к этому готовы. На мой взгляд, то, что должен был сделать враг, чтобы нас деморализовать — быстро забрать у нас средства коммуникации с близкими. Была бы бешеная паника и ситуация стала бы неконтролируемой. Поэтому я сказала, что у каждого должна быть минимальная сумма денег, а вот там стоят канистры с бензином, поэтому пусть по Житомирской трассе направляются на западную Украину. Там в одном селе у нас есть наши добрые друзья.

У нас был план. Иметь план — это единственное лекарство от стресса. Это работает во всех сферах жизни. Например, мы работаем с больными онкологией, лечим рак кожи, меланому. Когда человек узнает этот диагноз, он в отчаянии, он не понимает, что делать даже после консультации. Мы готовим для человека "дорожную карту" и говорим, что будем делать сегодня, что завтра, а что послезавтра. И таким образом мы идем к победе. Эта карта может быть растянута на год-два-три, но у человека есть осознание того, что он будет делать.

— Где вас застало 24 февраля 2022 года?

— 24 числа я работала, не спала. На следующий день я должна была открывать конгресс по дерматоскопии — это специальный научный подход, как рано диагностировать рак кожи, меланому. Я готовила доклад. Как обычно, в последнюю минуту что-то хотелось дописать. Мы живем под Киевом по Обуховской трассе. Начались взрывы, и я поняла, что не была к этому готова. Пошла будить мужа, который до последней минуты говорил, что никакой войны не будет.

— Вы выезжали куда-то?

— Нет, я была все время в Киеве, работала. Мы связались с клиникой, потому что это как раз был конец месяца — людям нужно было выплачивать зарплату. Мы сделали так, чтобы у них был запас средств для того, чтобы выехать и продержаться. Были у нас те, кто оказался в оккупации. Наш директор был в Буче, например. У нас в медицине в основном работают женщины, у всех есть детки, поэтому мы максимально старались поддерживать связь.

Меня муж заставил отправиться в путь, когда Житомирская трасса была полностью оккупирована. Через юг страны мы с дочерью выехали на западную Украину. Муж сказал, что по санкционным и трибунальным спискам ДНР мы будем иметь много проблем за то, что якобы пытали кого-то на Майдане.

Онлайн-лечение во время войны и работа в военном госпитале

— В начале полномасштабного вторжения на странице вашей клиники в соцсетях появилось сообщение о том, что вы онлайн предоставляете бесплатные консультации всем, кто в этом нуждается, особенно раненым. Как это происходит?

— Это происходило первые три месяца, когда мы работали только онлайн. Даже перевязки делали онлайн. Помогали все врачи, которые имели доступ к сети. Мы предоставили сотни бесплатных консультаций. Сейчас, конечно, мы продолжаем делать телемедицинские онлайн-консультации. Лично я их делаю около ста в месяц, из них 90% — консультации для детей. Мы не только консультируем сегодня, но и дистанционно лечим гемангиомы (доброкачественная опухоль, по происхождению связанная с пороками формирования сосудистой системы, — ред.) Она лечится без операции, без рубцов. Есть специальный гель, который мажут. Гемангиома — это ярко красная и очень опасная опухоль, которая может сделать ребенка инвалидом, если ее не начать вовремя лечить.

Об одном из таких моих телемедицинских случаев была опубликована статья в международном журнале. К нам обратились родители ребенка, которые проживали в оккупированном Херсоне. Ребенку нужно было стационарное лечение — опухоль занимала все плечо. Она был с язвой и инфицирована. Ребенку было три месяца. Мы понимали, что ни о каком онлайн-лечении речь не идет. Я направила их в стационар. В этот же вечер они написали, что стационара нет — разбомбили. В больницу их не брали, выехать они не могли, сидели в подвале. Пожалуй, у меня таких случаев больше не было, когда ты понимаешь, что нужно в больницу, но нет шансов. Остается только вариант что-то пробовать делать. У родителей то был интернет, то не было. То был свет, то не было. Они записали и бросали видео, как делают перевязку. Нашли по аптекам и начали ребенку давать антибиотики. Два раза в сутки я была с ними на видеосвязи. За семь месяцев практически ежедневной работы мне удалось сделать чудо — огромная опухоль рассосалась и полностью зажила. Когда они уже смогли приехать в Киев, мы наводили красоту. Это была моя собственная небольшая победа во время войны.

У нас сегодня лечатся онлайн сотни детей со всех регионов Украины. Есть детки, которые выехали куда-то в горные села. В 50% случаев речь идет о семьях с маленькими детьми, где отец воюет, а мама не может сама ребенка привезти. Всем нашим солдатам консультации предоставляются тоже бесплатно. Преимущественно не им самим, а женам и мамам. Мы даже диагностируем рак.

— Вы являетесь капитаном запаса медицинской службы и в 2019 году были заместителем начальника мобильного госпиталя в Мариуполе. Расскажите об этой работе.

— Да. Я побыла в парламенте, там очень токсично для человека, который просто пришел преданно работать. Мы делали закон о трансплантации, о медицинском страховании, об обеспечении семей погибших. Было очень много работы, но было очень много токсичного воздействия и внутренне, и внешне. Мне надо было перезагрузиться. Лучшее место, где ты можешь перезагрузиться — это фронт. У меня других вариантов не было. После парламента я поехала в Мариуполь. Там читала лекции гражданским и военным, помогала пациентам.

— У вас там была какая-то бригада?

— Нет, не бригада. Я еще профессор военно-медицинской академии, поэтому от нее я и была командирована в военный госпиталь в Мариуполе. Тот, которого сейчас уже нет. Там были не только раненые. Было много людей с воспалением легких, пиелонефритом, проблемами с сердцем.

"Мы относимся к нашей коже так, как будто у нас есть запасная"

— Меланома — это агрессивная форма рака кожи. Как ее распознать?

— Уже 25 лет прошло с тех пор, как я вернулась из Америки, где проходила обучение. Одним из первых учений была лаборатория патоморфологии. Раньше я смотрела под микроскопом, а сейчас у нас работают замечательные специалисты. Любое удаленное образование, если его не проверили под микроскопом — это риск того, что может быть пропущена меланома. Есть мифы о том, что кто-то удалил родинку и умер. Родинки удаляются без проблем и рисков. А вот когда ее удалили и не исследовали, не узнали, что это меланома, то оно так и заканчивается.

Меланома — мой личный враг. Она образуется из родинки, которую видно глазами и которую каждый может распознать. Я разработала специальную систему самодиагностики — АКОРД. Асимметрия, край (становится неровным), окрас (становится неравномерным), размер (родинка растет), динамика (появление корочек и трещинок).

Больше всего я хочу донести до людей, что наша кожа имеет два слоя. Эпидермис — это поверхностный слой, в котором нет кровеносных сосудов. Когда меланома еще в эпидермисе и мы видим ее, то она еще не имеет связи с организмом. Затем она прорастает в кровеносные и лимфатические сосуды и разносится метастазами. По сути, человек умирает не от меланомы, а от метастазов в жизненно важных органах. Меланома развивается за год. Это очень быстро.

— Вы создали эту клинику, потому что решили пойти в ту сферу, где в Украине еще нет механизмов исследования?

— Я удивляюсь тому, что люди делают со своей кожей. Никому, например, не приходит в голову отрезать кусочек своего уха или удалить глаз. Но я видела дедушку с раком на коже головы. Спрашиваю: "Вы чем-то лечили?". Говорит: "Да, мне жена чистотелом мазала и Стрептоцидом присыпала". Ну, не сидели без дела. Мы относимся к нашей коже так, как будто у нас есть запасная. А она у нас одна и сигнализирует обо всем: сколько человек курит, какие у него стрессы, сколько выпил воды, где есть рак, где мы перезагорали.

Мы сегодня можем делать чудеса. Из любой родинки и новообразования делают парафиновый блок, его окрашивают, нарезают на стеклышки и врач-патолог ставит конечный диагноз. Был случай, как мама отвела сына в косметический салон, где ему удалили бородавку. А что именно удалили? Никто не знает. Что-то прозрачное, какая-то бородавка. Когда они пришли к нам, у парня уже были множественные метастазы меланомы.

В Украине каждый второй с меланомой умирает, а в Соединенных Штатах 95 пациентов из 100 выживают. Одна единственная причина — несвоевременное обращение. В ближайшие три месяца в открытый доступ выйдет книга для всех "Все о родинках".

Сила музыки и подарок от Лины Костенко

— Все хорошо знают, что вы исполняйте украинские романсы и авторские песни, а также сами к ним пишете музыку. После полномасштабного вторжения вы написали романс "Когда закончится война" на стихи Сергея Степанюка и записали его прямо на телефон. Расскажите историю написания этой песни.

— С начала войны я написала много песен. Всегда пишу музыку сама и не пою чужих. Кто хочет может послушать на YouTube-канале. Но, пожалуй, "Когда закончится война" — это то, что болит сегодня каждому. Не позволяю себе ни расслабляться, ни плакать, ни отчаяния — ничего. Я это искоренила и выбросила. Конечно, очень тяжело и очень хочется, чтобы война закончилась. Нужно какое-то утешение, поэтому написала также песню и на стихи Лины Костенко — моей любимой поэтессы. Начинается так: "Хочется чуда и немного вина..." . Но это чудо мы должны сделать сами. Песни рождаются от внутренней боли, переживаний, желания поддержать других. Возможно, кто-то послушает песню и заплачет, кому-то станет легче, кто-то синхронизируется с музыкой. Музыка дает силы. Планировала сделать в этом году концерт, создала новую программу, но заболела Covid. Концерт вынуждена была отложить.

"Когда закончится война" — это одна из первых песен. Сначала я записала ее на телефон, а потом уже на студии. Написала чтобы поддержать других. Украинцам сегодня нужно объединяться и быть вместе, даже если имеете разные взгляды.

— Вы написали много песен на слова Лины Васильевны Костенко. Они прекрасны и ей нравятся. Она говорила, что вы услышали ее поэзию и ее душу. Вы же лично знакомы?

— Да, я очень счастлива, что имею честь прикасаться к такому. Лина Васильевна сделала мне на Рождество невероятный подарок, которого я не могла и ожидать. Я готовлю к изданию книгу о "Замке Радомысль" — крупнейшем в мире музее украинской домашней иконы, который мы зафондировали. Лина Васильевна написала вступление к этой книге. Там стоит дата — 25 декабря 2023 года. Очень этому рада и счастлива, что имею возможность знать Лину Васильевну.

— Как она переживает эти тяжелые времена?

— Я на Facebook выставляла как раз песню и кто-то начал писать, что Лины Костенко нет в Украине, что она куда-то уехала. Говорю, что Лина Васильевна здесь, она не выходила из своей квартиры вообще никуда и не собирается. Хотя мы предлагали. Она, конечно, очень переживает, но так же продолжает работать и вкладывать свою душу в Украину. Недавно я также виделась с Иваном Марчуком — нашим гениальным художником. Нам есть кем гордиться.

Хочу, чтобы каждый украинец и каждая украинка вдохновились, что 60 лет — это не то что не старость, а даже начало зрелости. Мой прадед Александр Александрович Богомолец писал, что в нашем организме заложены основы для того, чтобы мы жили и эффективно работали до 120 лет. Конечно, в 90 это будет не так, как в 25. Поэтому 60-65 лет — это приближение к "счастьелетию", которое случается в 80 лет. Это очень интересный термин, который я не встречала в других культурах, кроме украинской. В 80 лет ты понимаешь счастье совсем не так, как раньше. Дети выросли, материальные достижения ты уже получил, ты уже практически ни с кем не ссоришься и никому ничего не доказываешь. Здесь ты начинаешь осознавать, что счастье — это просто жить, видеть солнце, дышать, двигаться. Очень хочу, чтобы все украинцы до него доживали.

Жизнь до 120 лет и ошибки, которые стоят жизни

— Вы являетесь продолжательницей выдающегося рода Богомольцев. Ваш дедушка открыл... сколько институтов? Точно знаю об Институте фтизиатрии...

— Институт геронтологии. Знаете, какая была его главная миссия?

— Продлевать жизнь?

— Нет, это ошибочное утверждение. Не сокращать жизнь. Он писал о том, что в нашем теле заложены механизмы чтобы работать до 120 лет. Если мы не живем столько времени, это значит, что мы сами этому мешаем. Не то делаем, не то думаем, не то пьем и едим, не диагностируем вовремя заболевания. У каждого свои причины сокращения. Но он занимался Институтами геронтологии, иммунологии, токсикологии, физиологии. Он был гениальным человеком.

— В вас также что-то есть и от мамы, которая была патологоанатомом и категорически не хотела, чтобы вы шли в это. Вы хотели быть криминалистом, да?

— Да, это была моя мечта со школы. Очень люблю всякие загадки отгадывать. Мечтала, что когда-то раскрою какое-то преступление. Еще девочкой знала, как выглядят шерстинки льва и тигра. Знала как по каплям крови исследовать, откуда и куда тащили тело. После криминалиста я захотела быть психотерапевтом. Еще одно мое высшее образование — это психолог.

— На сайте вашей клиники указано: "Права на ошибку я себе не даю и того же требую от всех тех, кто со мной работает". Но ведь мы все люди, а людям свойственно ошибаться даже непреднамеренно. Вы признаете свои ошибки?

— Это очень важно — ощущение, даешь ли ты себе такое право. Конечно, ошибки случаются, но наше право на ошибку считается человеческими жизнями.

Когда я поступила в медуниверситет, моя мама была главным детским патологоанатомом. Она была очень строгой ко мне, у меня не было варианта ее не слушать. В течение трех лет я каждую субботу проводила в детском морге, где мама делала вскрытия детей. Впервые меня мама отвела в морг в 14 лет. Было страшно, даже жутко. Мама говорила: "Вот смотри, здесь врачи прозевали и ребенок захлебнулся". Там я увидела это право на ошибку. Поэтому я своей дочери говорю: или она учится и становится идеальным врачом, или не будет им вообще.

— Война обостряет все наши чувства. Многие люди поняли, что завтра их может не быть и поэтому начали внимательнее относиться к себе и своему здоровью. А как вы? Больше стали уделять внимания себе и своему здоровью?

— Я вижу другое — много запущенных случаев рака. Вижу, как очень быстро прогрессируют опухоли, что бесспорно связано со стрессом, потому что стресс подавляет иммунитет. Когда мы еще и заходим в фазу депрессии, иммунитет перестает работать и мы теряем все. Поэтому, что касается меня лично, то я стала еще больше работать. Думала, что больше уже нельзя, а оказывается, что можно.