О карантине на все российское, вине перед военными, театре и кино: актер Михаил Кукуюк в "Точці опори"

Михаил Кукуюк — актер театра, кино и дубляжа, музыкант, композитор, телеведущий, лидер музыкальной группы "Мотлох". С ноября 2019 года работает в Национальном академическом драматическом театре имени Ивана Франко. С начала полномасштабного вторжения России в Украину вместе с актерами театра начал ездить с концертами по воинским частям и госпиталям. Женат на режиссере и актрисе Анастасии Осмоловской.

В интервью Светлане Леонтьевой в программе "Точка опори" Михаил Кукуюк поделился идеей основания языкового курса "Єдині", где русскоязычные люди могут погрузить себя в украинскую среду, и объяснил свое отношение к тем украинцам, которые несмотря на войну все еще продолжают разговаривать на русском языке. Также он рассказал о своей коммуникации с военными и о том, что им больше всего хочется слышать во время его концертов, и ответил на вопрос, почему чувствует сильную вину перед военными.

Стихи, песни и "боивочки"

— В одном из интервью вы сказали, что сейчас время, когда мы должны быть многогранными, много работать, много чего уметь. Это точно о вас, потому что я видела ваш график. Это чудо, что мы сегодня встретились. Актерство — это понятно. Ваши мама и папа актеры. А вот музыка откуда? Вы же пишете стихи и песни. 

— С детства. Никогда не забуду, как маленьким еще услышал альбом группы Uriah Heep. 1977 год. Я впервые услышал Illusion. Это был шок. По телевизору показывали непонятно что — Аллу Борисовну и прочее. А тут... Потом была Дженис Джоплин. Со мной малым что-то такое творилось, что мать говорила как выбегала в другую комнату. В меня зашла эта бацилла рок-н-ролла. 

— Вы не ходили в музыкальную школу?

— Нет-нет. Мне просто и мама, и отец говорили, что у них нет слуха, как и у брата моего, царство ему небесное, поэтому и я чтобы не выпинался. А я все пел и пел.

— То есть вам насаждали, что у вас нет слуха?

— Оно само насаждалось и принялось во мне дичкой.

— Во время полномасштабного вторжения театр, в котором вы служите, одним из первых начал работать. Но еще ранее, когда театры не работали и город был пустым, вы и ваши коллеги организовались и стали ездить к военным. У вас был проект "Музы не спят". Вы ездили петь "боивочки" — песни о нашем сопротивлении, о наших защитниках, о войне. Ироничные, с юмором и с нецензурной лексикой. Но ведь нецензурная брань — это не про вас. Вы даже извинения просите на сцене. 

— Всегда. Но жизнь диктует свои условия. После русского военного корабля, который мы все вместе послали. Или того ботоксного... которого мы называем тем словом на букву "Х", которое еще до полномасштабного так хорошо принялось на украинской почве. И "п***а русни". Как-то трудно сейчас рассмешить людей Павлом Глебовым и Остапом Вишней. При всем уважении к нашим баснописцам. Мы должны вызвать эмоцию. Смех — это лучшее расслабление.

— Кто придумал эти "боивочки" вообще?

— Все вместе. Цикл называется "Музы не молчат". Мы так придумали себе. Потому что они даже во время какого-то отдыха не спят, а всегда работают.

— Нецензурная брань — это такой элемент, который нельзя убрать из "боивки"? 

— Мы всегда это переводим в юмор и говорим: "Ну, после войны мы же все прекратим материться"? И все: "Да-а!". Перед командирами или если кто-то из женщин присутствует, всегда извиняемся. Хуже всего, когда к кому-то из солдат или офицеров приезжают дети. Сидит оно такое красивое с бантиками. Здесь уже надо придумывать. Мы тогда снижаем градус. У нас есть вещи с перчинкой. Они пошлые, но дети не понимают, о чем шутят.

— Помните ваш первый такой концерт? Где это было? 

— Сейчас я буду реветь. Это была моя броварская тероборона. Произошла авария. Там были баррикады, в которые влупилась маршрутка. Мы поехали на те разбомбленные и, извините, вонючие склады. Этот юмор солдатский, когда мы хотели прогуляться, а нас хватали, потому что везде "лепестки" (вид противопехотной мины, — ред.) разбросаны. Мы заходим — сидят люди, и все странные. Помню влюбленную пару, которая за руки держалась. Мы играли все. Понапихали с коллегой, тоже Михаилом, все, что было — Radiohead, Uriah Heep, Дженис Джоплин... Думали, что же наши люди слушают? Наша обыденность их почему-то тянет на что-то вроде "Горить-палає, техніка ворожа". А все — интеллектуалы, все шарящие. Не было там военных по специальности. Только гражданские, которые просто взяли в руки оружие. 

— Сколько примерно было людей там? 

— Где-то 50. Угостили нас кашей. Посидели, выпили чаю, покурили.

— Какие из "боивок" просят на бис?

— Как ни странно, просят те, которые я написал еще до полномасштабного вторжения. Есть у меня там "Карпаты".

Вина перед военными

— Помните, когда записали первую "боивку"?

— Еще с 2014 года я ездил в ту сторону (на восток, — ред.). Всегда у ребят просил благословения. И у меня были такие сатирические, не прям антироссийские, но с юмором [песни]. Потому что я работал в театре и закончил курс, который касался русского языка, литературы, культуры. Но всегда было с подколом. Поэтому еще с 2014-го у меня началось: "Вона була агентом ФСБ", "Він закохався у Володю", "В 90-х десь під Новий рік".

Я просил благословения у военных. Говорил: "Ребята, сейчас буду запускать фильм. Могу ли я...? Не выглядит ли оно как-то страшно? Мы не разыгрываем карту ни суржика, ни селючести, там нет образа хохла "руки в сале, усы в сметане". Но это вульгарная история, где мужик, извините, не знает, куда деть свой член. Этот фильм называется "Свингеры". Могу ли я сняться?". Парни: "Да снимайся ты, ей-богу!". Даже люди, которые тогда уже стояли под Авдеевкой. Они всегда: "Давай, надо развлечься, надо посмеяться". Так же и с "Наши котики" и "Казаки. Абсолютно лживая история".

— Вы говорили, что когда видите военных, всегда чувствуете вину. Почему так?

— Всегда. Это нормальная реакция любой тыловой крысы. Каждый из нас по определенным причинам не оказался на фронте, но выжил. 

— А вы же из-за близорукости не попали в тероборону, хотя ходили записываться.

— У меня еще и астигматизм наслоился, испорченное глазное дно и недоделанная операция — я должен был ставить себе новый хрусталик, но перед этой операцией должна быть еще одна операция. 

— Вы себе запланировали, что после войны сделаете? 

— Да.

— Вы много ездите к военным, еще с 2014 года. О чем говорите? Что они хотят слышать, например, на тех же концертах? 

— Я себе эту формулу вычислил. Когда идет рефлексия войны, берется за фон какая-то бытовая ситуация — влюбленные, собаки, разговор с капелланом. 

Когда-то Ада Николаевна рассказывала, как поехала, а ей не поставили микрофон и про сцену не смогли договориться. Это еще до полномасштабного было. Она ездила больше любого из нас. Не получилось со сценой, то военные просто стали вокруг нее и они просто общались два часа. Какой там стендап? Какая поэзия? Хотя вы знаете, что у пани Ады юмора хватит на всех стендаперов и лигосмищиков. Может и поцеловать, и обнять, и пошутить в такой крепкий способ! Олдскульщики — большие панки, чем мы. Потому что это все зарождалось в те времена, когда за такое и статья могла прилететь.

Как военные воспринимают спектакли о войне

— Мы сейчас в Октябрьском дворце, где идет репетиция спектакля "Нетутешній". Его поставила в 2017 году Екатерина Степанкова дочь Ады Роговцевой. Вы играете воина, который возвращается в мир, где не знают, что такое война. Сейчас, когда мы переживаем тяжелые времена нашей жестокой войны, такое играть легче или наоборот?

— Сейчас это легче доносится до зрителя. В 2017 году мы хотели говорить, что идет война, но не все, к сожалению, это воспринимали. У всех было отношение "это не здесь, это не с нами, это где-то там". Мы хотели людям напомнить. 

— Военные приходят на такие спектакли? Как воспринимают?

— Мне показалось, что человек с войны пришел и просто хочет отдохнуть. А у них есть какая-то определенная благодарность. Здесь Карл Ветлингер (автор пьесы "Знаете ли вы Млечный путь?", по которой поставлен спектакль, — ред.) нам помог через фигуру солдата, который не может найти себя. Он нездешний.

Съемки сериала "Убежища. Восемь историй" 

— У вас сейчас сумасшедший график. Между концертами для военных вы еще играете в театре и снимаетесь в кино. И сейчас у вас есть кинопроект "Убежища. Восемь историй". В одном из эпизодов вы играете главную роль. Кто ваш герой? 

— Мой герой — это человек, который хочет прежде всего развлечь людей вокруг него. Он понимает, что несмотря на все надо держать хвост пистолетом. Несмотря на то, что он в черном, весь такой священнический, он поет довольно сомнительную песню о морском деле. Приглашаем зрителей посмотреть этого персонажа и сделать свою оценку тому, как у меня все получилось. Оцените команду, которая вокруг меня будет находиться в тот момент, и режиссерскую работу. Потому что Кирилл Бин (режиссер, — ред.), Светлана Горошко и все, кто занимается этим фильмом, — это такие достойники! Мы вас развлечем и немножечко отвлечем.

Украиноязычный курс "Єдині" и русский язык среди украинцев сейчас

— В октябре стартовал ваш языковой курс "Єдині" — это бесплатные занятия для тех, кто хочет общаться на украинском. Вы там амбассадор. Скажите, много ли людей записались? О чем говорите, как мотивируете взрослых людей?

— Там приходят русскоязычные люди хотя бы чтобы просто посидеть в украиноязычной среде, чтобы себя погрузить. Приходят и очень смешные, что господин Азиров бы завидовал этому акценту (Азиров — интернет-мем, происходящий от фамилии экс-премьер-министра Украины Николая Азарова и употребляется для иронической насмешки над тем, что он плохо владеет украинским языком, — ред.). Но видно, что люди пытаются. Они рассказывают, что они из Донецкой области и там не было занятий по украинскому языку. То, как эти люди сами себя сейчас в 50 лет погружают в украиноязычную среду, — это очень интересно.

— Есть ли, возможно, люди других национальностей, которые хотят выучить украинский?

— Этнических русских много, которые сейчас служат в "Азове", например. Человек из такого рода музыкантов пошел, выучил, начал говорить и все. Если быть честными, то среди музыкантов до сих пор некоторые люди говорят на русском. А этот человек еще и в "Азов" записался.

— Вы ссорились со своими родными и друзьями из-за русского языка. А когда слышите, как где-то рядом говорят сейчас на русском, как реагируете? Объясняете, ссоритесь или не реагируете уже? 

— Сейчас ситуация такая многогранная, камнями бросаться трудно. Конечно, среди русскоязычных есть те, которые топорно идут, не буду называть фамилии. Но мы не русские, нам надо нейрохирургическим методом подходить к этому вопросу.

— Мне очень понравился тезис, что надо ввести какой-то карантин на все российское. Согласны с этим?

— Единственная наша идентификация — это язык. Я принимал непосредственное участие в развитии некоторых храмов Киевского патриархата и крестился сам в Нежине уже в таком возрасте. И меня прибило, когда как раз была Пасха и люди на свадьбе: "Ну и что, если я под Аллегрову станцую?" или "Ну и что, если я корзины отнесу в церковь Московского патриархата?". Как писал [Михаил Старицкий], народ мой, убожеством прибитый. Ну что это такое? Мы же должны были сделать выводы. Это же все родственные вещи, которые культивируют в тебе что-то. Ну подумайте, блин!

Звезды шоу-бизнеса в кино и роли москалей

— Вы снимались в фильме "Свингеры" (2018), где вашими партнершами были Оля Полякова и Даша Астафьева. Как относитесь к тому, что в кино снимаются звезды шоу-бизнеса?

— Здесь больше не о том, что не берут профессиональных актеров. Мы говорили с продюсерами этого фильма — там была целая история с избранием актрисы на эту роль (которую сыграла Оля Полякова, — ред.). Надо отдать должное Оле, которая наняла коуча, всегда приходила с выученным текстом и при этом всегда заботилась о себе на экране. Ее педантизм сыграл ей на руку.

— Фильм "Наши Котики" (2020) Владимира Тихого — сатирическая черная комедия, прекрасная уже только тем, что на первых планах горит Москва. Вы там играете сепаратиста, который пришел в себя и раскаялся. Нравится ли вам работать в таком жанре и с такими неоднозначными персонажами? 

— Сейчас Тихий мне, пожалуй, добавит на лысине несколько шишек, но это фильм-предшественник. Должны были быть "Наши котики 2", где действие происходит в РПЦшном монастыре.

— Он же должен был выйти в 2022 году, да?

— Не успели. Произошли обстоятельства, которые от нас не зависели. У нас там должен был быть такой прием, когда мужчина переодевается в женщину и все зрители верят, что действительно он очень похож на женщину. Есть определенные условности жанра, поэтому это происходит. Я должен был быть побритым и с париком. Я уже когда-то играл женщину, часто играл в театре.

Во второй части должны были вытащить из-под земли совершенно незаслуженно забытую группу. Я взял несколько там цитат из Любка Дереша и Ирэны Карпы. Мы должны были там такое сделать, такое слепить! Я уже все придумал, но наши соседи с востока... Ну, будем надеяться. Да, хочется все сейчас успеть, но мы же понимаем, что кино — это очень много подготовки, оно требует педантизма и усидчивости.

— Если бы предложили сыграть орка москальского, согласились бы?

— Не знаю, каким образом такое решать, понимаете? Потому что он уже появился на экране, поэтому надо как-то интересно решать, как ничтожного и подлого человека делать интересным. А зачем его делать интересным? Я здесь всегда задумываюсь. Почему наш зритель должен смотреть на него?

— То есть не согласились бы, я поняла. В "Наших котиках" главную роль и практически самого себя играет Дмитрий Тубольцев. Он ушел в АТО в 2014 году и сейчас служит в Вооруженных силах Украины. Вы были с ним знакомы до съемок в этом фильме?

— Да. Он такой одиозный парень и интересный персонаж. О нем надо сделать отдельный небольшой документальный фильм.

Предыдущие выпуски "Точки опори":

Прямой эфир