О пострадавших от сексуального насилия россиян женщинах и о том, являются ли атеисты грешниками: военный капеллан Сергей Дмитриев в "Точці опори"

Сергей Дмитриев — офицер капелланской службы Командования сил территориальной обороны ВСУ, позывной "Падре". 12 лет прослужил в херсонском храме Святой Варвары. После аннексии Крыма одним из первых перевел свой приход в Украинскую православную церковь Киевского патриархата. Председатель правления общественной организации "Елеос-Украина", которая реализует ряд социальных проектов, в частности занимается женщинами, подвергшимися насилию в результате войны, и помогает вынужденным переселенцам. Кроме того, Сергей Дмитриев возглавляет социальную службу Православной церкви Украины и является одним из инициаторов создания стены памяти возле Михайловского златоверхого собора в Киеве. 

В интервью Светлане Леонтьевой в программе "Точка опори" Сергей Дмитриев рассказал о том, как впервые увидел храм Святой Варвары в Херсоне после деоккупации, где служил раньше; о помощи женщинам, которые подверглись сексуальному насилию и пыткам от россиян во время полномасштабного вторжения, о капелланах в армии, об эвакуации шелтера для женщин из Гостомеля во время полномасштабного вторжения. Также Сергей объяснил, почему не считает атеистов грешниками и ответил на многие философские вопросы о вере, Боге и его значении в жизни человека.

Переход прихода в Киевский патриархат 

— Вы родились в Мурманске, что в РФ, закончили Киевскую духовную семинарию, которая контролировалась Московским патриархатом, 12 лет работали в храме Святой Варвары в Херсоне и после аннексии Крыма в 2014-м перешли в Киевский патриархат. Как восприняли ваши прихожане переход прихода? 

— В течение 18 лет я был в Московском патриархате. Некоторое время служил в Сумах, в Польше в Польской православной церкви, в Крыму. Последние 12 лет из служения Московскому патриархату — это Херсон. Наш приход был готов к объединению с Киевским патриархатом. Мы ждали этого объединения, потому что в Московском патриархате до 2014 года об этом говорили, были созданы группы для диалога. К тому времени служба в моем храме уже шла на украинском языке, при храме был союз украинской молодежи, молодежное крыло УНД, Центр украинской книги при храме — единственный тогда здесь на украинском языке.

— Это уже был запрос ваших прихожан?

— Это было наше решение, а не настолько запрос. Я, как священник, понимал, что это нужно. Иногда запроса нет, но надо показать, что и так можно. У нас при храме была капелла бандуристов, приходили греко-католические священники и прихожане Киевского патриархата. Я объявил переход в Киевский патриархат, потому что уже была аннексия Крыма, уже убивали наших граждан и Московский патриархат занял позицию агрессора, а мы не хотели участвовать в религиозной организации, которая поддерживала убийства украинских граждан. Для нас это было очень важно. Поэтому мы перешли в Киевский патриархат. 

— Когда вы начали править службу на украинском языке, как к этому отнеслось руководство?

— В наш храм ходила и ходит херсонская интеллигенция: врачи, представители медиа разного возраста. Если кому-то и не нравилось, об этом не говорили вслух. Наши прихожане — это люди с высшим образованием, они понимали, что это нужно.

Важность принятия закона о капелланстве 

— Вы стали капелланом в 2014 году. Капелланы — это военные священники. Вы — один из тех, кто много сделал для того, чтобы на законодательном уровне это было признано. Закон о капелланстве принят в 2021 году. Почему это было так важно? 

— Мы хотели, чтобы священник так же был защищен социальными гарантиями, как и другие военнослужащие. Мой путь капеллана с 2014 года — это просто волонтерство, с 2016-2017-го — трудовой договор и служба как гражданского лица. Работник Вооруженных сил Украины, но гражданский. Например, мы не имели права ходить в военную столовую. Мы там на многое не имели права. Если наш священник получал ранение или контузию, он никак не был защищен, не имел права на выплаты и на получение статуса участника боевых действий, даже если он и находился в боевых действиях. 

— И даже в военном госпитале не имели право лечиться?

— Да. И, конечно, не получали никакого финансового вознаграждения. Согласно гражданско-правовому договору получали зарплату 7000 гривен. Мне этих денег хватало на неделю заправить собственное авто, на котором я ездил к военнослужащим.

Почему капелланов после 24 февраля 2022 года стало меньше

— Полномасштабное вторжение вас застало под Бахмутом. Вы ожидали, что московиты захотят не только восток, но и всю Украину захватить?

— Ожидали, что будет напряжение и активная фаза на востоке и на направлении, например, где стояла наша бригада в это время — Лисичанск. В Киеве проживало в то время 24 000 ветеранов. Это пять боевых бригад — обученные ребята, которые прошли войну, у многих из них есть наградное оружие, все знают, как им пользоваться, их не надо было тренировать, у всех были собраны рюкзаки. Киев — это крепость, поэтому повести на Киев 200 000-300 000 человек было мало. Нужно было пару миллионов вести. Нелогично было направлять их на войну в Украину, где население не будет поддерживать оккупанта. 

— Как изменилась ваша служба после 24 февраля 2022 года? 

— Она практически никак не изменились. Изменились командиры, какая-то окружающая среда, меньше времени провожу дома, меньше отдыхаю, больше нагрузка. А так, в целом, как служили, так и служим. 

— Много сейчас в армии капелланов? 

— Точную цифру я не назову. Сейчас их стало меньше, чем было до 24 февраля 2022 года. 

— Почему? 

— Потому что вышел закон о капелланской службе, согласно которому капеллан идет в войско как военнослужащий. Это ограничивает тебя, ты должен жить и служить при воинской части. Даже чтобы попасть к вам в студию, мне надо было попросить, чтобы предоставили разрешение. Не все хотят ограничивать себя, потому что это уже совершенно другой формат служения. 

— Не все священники к этому готовы?

— Не все готовы, не все мотивированы. Кому-то лучше оставаться волонтером и приезжать к военнослужащим и помогать так.

Служба капеллана в Вооруженных силах Украины 

— 15 марта 2023 года вы заступили на должность офицера капелланской службы Командования сил территориальной обороны Вооруженных сил Украины. В чем заключается ваша работа? 

— Развитие капелланской службы в командовании сил ТрО. Потому что надо набирать по священнику в каждое подразделение. Обучение, собеседования, подбор именно того священника для именно того подразделения. Территориальная оборона — это род ВСУ, который привязан к определенной территориальной громаде. Если речь идет об Ивано-Франковской или Львовской области, где много ребят католиков, то они хотят видеть капеллана Греко-католической церкви или Римско-католической. Кто-то хочет видеть из Евангельских церквей. Мы проводим опрос для того, чтобы удовлетворить религиозные потребности военнослужащих. 

Мы называемся "вышкол капелланов", а не "школа", потому что это как дополнительные занятия. Это собрания, на которых капелланы видят друг друга, чтобы уметь сотрудничать, учиться. 

— Сколько учатся капелланы?

— Есть обучение от Генерального штаба — это до нескольких месяцев и оно постоянное. Время от времени капелланов собирают, но они уже приходит обученными и подготовленными. Мы проводим внутреннее обучение, потому что нам надо сотрудничать в своем роде войск теробороны. Большое количество военнослужащих, много бригад, подразделений — много капелланов. Надо, чтобы они между собой взаимодействовали, общались и делились опытом.

— Есть определенный диссонанс, когда ты говоришь о капеллане, о священнике на войне, когда священник не может поддерживать войну и не может благословлять на убийство, как московские попы это делают. Но военные капелланы — это те люди, которые работают с военными. Вы объясняете это просто — мы не убиваем, что мы защищаемся, капелланы не имеют оружия. Но какова роль капеллана на войне? 

— Это духовная совесть армии. Даже если мы не ходим в церковь, мы религиозны в своем подсознании. Наша культура связана с традициями, которые связаны с религией. Священник — это лидер в громаде, к нему есть доверие. Священник на войне — это представитель доброй силы, которая присутствует с нашими защитниками сегодня. Он может говорить, а может просто быть рядом. Присутствие священника в подразделении уже дает спокойствие. 

Например, когда мы были маленькими детьми и играли сами по себе в комнате, но родители были дома, хоть и не проводили с нами время, мы были спокойны, потому что мы знали, что родители рядом. Мы были защищены.

— Хочу процитировать одно из ваших сообщений в соцсетях: "Война объединяет верующих. Христиане, мусульмане, хасиды, агностики, католики воюют в одной армии за одну страну, за общую свободу. Как такое может быть? Очень просто. Бога мы называем по-разному, но черт для всех один". По вашему мнению, когда мы сможем победить этого черта? 

— Эта цитата так понравилась нашим военнослужащим, что на день рождения они сделали мне ее на футболке. Это сообщение было о том, чтобы мы были объединены, потому что у нас есть черта искать врагов среди своих. Меня раздражает и я не понимаю, когда кто-то пишет о каком-то военном подразделении, которое что-то там не победило или не так воюет. Надо понимать, что это наши сыновья и дочери, которые теряют жизнь. Такая критика неуместна. Надо просто помогать. 

Да, мы абсолютно разной веры. До войны мы могли быть в разных политических партиях и иметь разные взгляды. Мы объединились, но главное, чтобы потом не разъединились. В этом и секрет победы будет — в единстве.

Почему наши "соседи" такие жестокие в этой войне 

— Есть ли у вас ответ на вопрос, почему наши "соседи" так жестоки в этой войне? 

— Вопрос о корне любого зла является очень древним. Он есть еще в Библии. Зачем Каин убил Авеля? В первую очередь — это зависть. Она порождает страх и ненависть. Зависть может вызвать агрессию у людей. В некоторых освобожденных нашими военнослужащими городах и селах на на стенах были надписи "Вы не должны жить лучше, чем мы". 

— Как тогда нашим военным после всех этих знаний и всего увиденного оставаться человечными?

— Думаю, для того и есть священники. Вообще наша нация является человечной. Недавно третья штурмовая бригада опубликовала видео того, как они прямо во время боя берут пленных и заботятся о них —  говорят, куда идти, поят водой. Я думаю, откуда человечность у нас? Потому что украинцы за сотни лет пережили столько боли и страданий, что мы как раз и знаем, что не надо издеваться. Наша нация пережила Голодомор, и после Первой мировой войны, и крепостничество от Российской империи — постоянные войны, унижения, постоянная борьба. Именно мы знаем, что такое человечность. Человечность помогает победить и выжить.

Храм Святой Варвары в Херсоне после деоккупации города

— Были ли вы после деоккупации в Херсоне в своем храме Святой Варвары? Знаете, что с ним? 

— Я приехал на второй день после освобождения Херсона, даже через полтора дня. Херсон был фактически пустым. Храм наш был захвачен московской церковью, но священник сбежал и оставил все, что было в храме. Храм был при больнице. Кто-то из них пошел защищать Украину, кто-то работал на коллаборационистов, кто-то прятался от россиян. Например, главный врач скрывался, когда я его случайно нашел. Я не узнал этого человека. Это был седой дед, который выглядел, как бездомный. Запавшие глаза, руки дрожат. А это заслуженный врач Украины. Мы с ним обнялись, поехали в храм, поменяли замок.

— Сейчас там идет служба?

— Там сейчас служит священник — прекрасный отец Олег Стецюк. Мы вернули все наше имущество, которое было эвакуировано. При храме также действует волонтерский центр. 

— Много погибших среди прихожан?

— Именно из храма Святой Варвары уже во время освобождения погибло восемь человек, из них двое детей. Сколько погибло и пропало людей во время оккупации мы не знаем. Есть известный сейчас парень Артем Петрик, который прожил в оккупации и написал книгу "Сны о Херсоне". Это художественно-документальная книга, очень трогательная, ее трудно читать. Он также был прихожанином нашего храма, я был с ним периодически на связи во время оккупации. Сейчас он живет в Михайловском монастыре.

Создание Стены памяти возле Михайловского собора в Киеве 

— Вы были одним из инициаторов создания Стены памяти возле Михайловского собора в Киеве для того, чтобы люди знали своих героев в лицо. Но как это сделать? Ведь война жестокая, и наших защитников погибает все больше и больше. 

— Если говорить конкретно о месте Стены памяти возле монастыря, то это знаковое место. Оттуда отправлялись первые отряды на российско-украинскую войну в 2014 году, здесь хоронят почти каждый день наших военнослужащих. Это место памяти города, где собираются патриоты Украины. Я бы сказал, что это духовное сердце Украины. И во время Майдана монастырь себя проявил. За Стеной памяти есть храм. Не все верующие, но Стена вокруг храма. Второй символ в том, что стена символизирует людей. Мы — мощь и стена Украины. Те, кто пал за Украину. 

Не хочу называть Стеной плача, потому что это стена доблести, это стена тех людей, которые защитили, и мы должны гордиться. Конечно, это место скорби и уважения, но рядом проходят дети, и они счастливы, они улыбаются. Хотя они даже не понимают, кто это на фотографиях. 

То, что на Стене не осталось места, значит, что ее просто надо переделать. Сделать фото каждого военнослужащего, который погиб включительно с сегодняшним днем. Каждая фамилия должна быть на этой Стене, чтобы люди видели, какова цена нашей свободы. Это также дань уважения матерям, родителям, которые воспитали своих детей.

Общественная организация "Элеос-Украина" 

— Вы являетесь председателем правления "Элеос-Украина" — целой сети для социального служения Православной церкви Украины с широким спектром благотворительной работы от паллиативной помощи и поддержки людей с ВИЧ. Как возник этот проект?

— Мы на территории Михайловского монастыря, который от своего основания всегда занимался помощью людям. Это одна из миссий церкви, как институции. На территории Михайловского была больница, была помощь бездомным и людям, которые нуждались в любой помощи. Церковь шла вперед и в течение многих лет совершенствовала свое социальное служение, которое стало называться "социальная работа". К сожалению, во времена советской оккупации церковь была уничтожена, как и все институты, в том числе социальная работа. С 90-х, когда Украина обрела независимость, церковь стала восстанавливаться, но мы также были в оккупации Российской церкви.

Восстанавливать социальное служение церкви очень трудно. Когда мы получили томос об автокефалии в 2018 году, сеть организации "Элеос-Украина" стала официальным представителем социального служения, чтобы сотрудничать с международными фондами, другим общественным сектором.

Помощь женщинам, подвергшимся сексуальному насилию со стороны россиян

— Вы открыли "Шелтер Св. Ольги" для женщин, пострадавших от домашнего насилия. Когда-то он был расположен в Гостомеле. Удалось ли его эвакуировать? Что с ним сейчас?

— Был расположен между Гостомелем и Бучей. Когда высаживались москали в аэропорту, это происходило почти в нашем огороде. Директор шелтера вывозила женщин прям во время атаки. Успели вывезти наших работников и женщин с детьми. Юристка осталась в Буче, на ее глазах расстреляли ее мужа и племянника. Она вышла из оккупации инвалидом I группы. Мужа смогла похоронить только через несколько месяцев. Нашла его в разбитом доме.

Во время активной фазы войны организация открыла еще шесть шелтеров на западной Украине в разных направлениях — для ВПЛ, для пострадавших от домашнего насилия, для женщин, подвергшихся сексуальному насилию со стороны российских военных.

— Сколько людей работают в направлении помощи женщинами, которые пострадали от сексуального насилия со стороны россиян?

— Сейчас в этом проекте, который называется "Поруч з тобою", работает около 60 женщин. Исключительно женщины, даже водители — женщины. Есть большой спектр услуг для женщин и детей. Возраст женщин, которые к нам обратились и которым мы помогли — от четырех до 86 лет. Это те случаи сексуальных преступлений, которые зафиксировал Офис генерального прокурора. Мы с ними сотрудничаем.

У меня есть мечта поставить на Михайловской площади небольшую будку, где на экранах будут показывать истории людей, которые прошли фильтрацию, которых раздевали догола во время обысков, права которых нарушали.

— Было бы еще неплохо, если бы в РФ это тоже увидели. Ведь там живут люди, которые до сих пор готовы продолжать эту войну.

— Я недавно вернулся с конференции в Вильнюсе, где поднимали этот вопрос. Думаю, что люди, проживающие сейчас на территории Российской Федерации, похожи на немецко-фашистскую Германию в 40-х годах Второй мировой войны. Когда она была побеждена, людям показывали фильмы, проводили с ними работу долгое время. Именно такую работу надо проводить с гражданами РФ сейчас.

— Сколько женщин прошли через ваш проект "Рядом с тобой"?

— За год через наш проект по помощи пострадавшим в результате сексуальных преступлений прошло 160 женщин. Но мы не единственная организация в Украине, которая занимается помощью таким женщинам.

— Есть ли у вас информация, сколько вообще женщин пострадали?

— Пока не закончится война, мы не сможем дать точную статистику. Как показывает опыт других стран, например, бывшей Югославии, женщины обращаются и через 10 лет со своими историями.

Атеисты — не грешники

— Украина — мультирелигиозная страна, и вы даже сказали, что быть атеистом — не грех. А что тогда грех?

— Очень просто было сказано в Священном Писании, Господь говорил, что если вы не имеете любви, то вы ничто. Эти слова есть в послании апостола Павла к коринфянам. Главное — это любовь к человеку. Все остальное — только инструменты есть разные взгляды на то, как мы это сделаем. 

— Что нам, гражданским, делать в тылу, кроме того, что мы донатим? Как примирить свою гражданскую позицию и жить свою жизнь, не страдая от мыслей, что ты мало делаешь для победы? 

— Каждый должен делать ровно столько, сколько он может делать. Поднимать надо столько, сколько можешь поднять. Если поднять больше, чем надо, то вы можете разрушить себя, а вам надо помогать другим. Это как в самолете, когда бортпроводник говорит, что маску сначала надо надеть на себя, а потом — на ребенка.

Второе — надо вспомнить, откуда и почему началась война в Украине. Что сначала был Майдан — Революция достоинства. Мы боролись за достоинство, мы шли в Евросоюз, мы боролись с коррупцией, за то, чтобы наша патрульная полиция была патрульной полицией и защищала нас. Не надо сейчас закрывать глаза на какого-то чиновника, потому что у нас война. Надо и дальше строить правовое государство, где право и человек будут идти рядом.

Почему Московский патриархат так глубоко засел в головах людей

— В одном из интервью вы сказали, что даже несмотря на события, которые сейчас происходят, Киево-Печерская лавра до сих пор в духовной оккупации. Почему так глубоко засел Московский патриархат в головах и душах людей? 

— Потому что сначала человека надо поработить духовно. Если человек порабощен духовно, это уже победа. Уже не надо порабощать всю страну. Через культуру, через веру и происходит оккупация. Сначала мы теряем культуру. Там, где нет культуры народа, а вера относится к культуре, заходит другая культура. Когда люди начинают сопротивляться, начинается война. Поэтому одна из причин этой войны — упадок нашей культуры — языка и веры. 

Россияне понимают, что Советский Союз развалился и исчезло единое управление, но они сохранили его через религию. Так они сейчас управляют в Беларуси, Украине, Казахстане, имеют влияние на Польшу и Грузию. Даже в Литве есть Московский патриархат. В Латвии, Эстонии и в западной Европе есть приход. Это большое политическое влияние.

Сталин восстановил Российскую церковь в качестве элемента пропаганды и средства воздействия на людей. Он и сам закончил семинарию и создал такую суррогатную веру. Потом ею воспользовались Ельцин и Путин. Они начали оправдывать свои преступления религией. Потому что когда ты совершаешь преступление, а священник говорит, что это ты делаешь добро, то значит, это и есть добро.

— У них много священников в ФСБ?

— Самое страшное то, что люди делают это "добро" и без ФСБ. Их рабское повиновение и этот этот духовный суррогат настолько покоряет человека, что он это делает добровольно безо всяких указаний. Сознательно и искренне. 

— Что нам надо сделать, чтобы окончательно победить в этом направлении? 

— Это если бы я, например, пришел к вам домой и включил музыку, которая мне нравится, а вам — нет. Вел бы еще себя агрессивно. Потом вы бы меня с полицией выпроводили, а музыка осталась. Тут уже вопрос к нашим гражданам — почему мы до сих пор слушаем российскую музыку или молимся на русском? Почему до сих пор подчиняемся российской культуре?

— Вы верите в то, что мы сможем преодолеть "русский мир" в Киево-Печерской лавре? 

— Я верю, что Лавра будет полностью украинской, будет принадлежать нашему народу. Я вижу в Лавре большие социальные проекты. Верю, что любой человек другого вероисповедания сможет спокойно заходить, что не надо будет ходить в черных платках и всех этих вещах.

Чтобы война скорее закончилась, надо, чтобы русского духа здесь не было. Чтобы российские сапоги не топтали Лавру, и речь не о земле.

Предыдущие выпуски "Точки опори":

Медиапартнеры
Прямой эфир