О ночевке в театральной гримерке, военном Киеве и дикой России: диктор и телеведущая Татьяна Цимбал в "Точці опори"

Татьяна Цимбал — народная артистка Украины, диктор и ведущая программ украинского телевидения, педагог, академик Телевизионной академии Украины. Начала работать на украинском телевидении еще студенткой — в конце 1960-х. Сейчас преподает журналистику в Национальном университете биоресурсов и природопользования. Профессор. Награждена нагрудным знаком "Ветеран Национального телевидения Украины". Живет в Киеве. Имеет двоих детей и пятерых внуков. 

В интервью Светлане Леонтьевой в программе  "Точка опори" Татьяна Цымбал рассказала об отце в плену во время Второй мировой войны, ночевку в гримерке театра, о том, почему не хотела уезжать из Киева, о студентах с оккупированных территорий и о многом другом.

Вот она — "великая Россия"

— Во время Второй мировой войны красная помада помогала в борьбе с нацизмом и поднимала боевой дух. Она была символом протеста против немецкой оккупации. И сейчас тоже является символом сопротивления и несокрушимости. Насколько важно сейчас, в такие тяжелые времена, держать себя в форме?

— Если говорить о внешности, то, конечно, при любых условиях это необходимо. Это уважение и к себе, и к окружающим. Сейчас самое главное, я думаю, держать себя в психологической форме. Находить позитив, верить.

— Вы помните, как в 1991 году чуть ли не в прямом эфире объявляли нашу независимость, когда на референдуме за нее проголосовали 92% украинцев?

— Мы готовились к этому, у нас даже была программа специальная — "Студія. 1 грудня". Мы настолько верили, что Украина богата. Мы же кормили всех. Но мы не знали, что все было продумано в Советском Союзе — если, скажем, львовяне выпускали телевизор "Электрон", то трубку к нему делали в Ереване. Было так все связано, чтобы друг без друга не могли существовать.

— Моя самая большая боль сейчас, и я только сейчас это осознала, насколько глубоко эта имперская культура в нас вбивалась. Для меня было страшным разочарованием, что люди, которые родили ту "великую русскую литературу", поэзию, музыку... Они же тоже это все читали и слушали...

— Даже не хочу сейчас о них говорить, когда спрашивают, что же будет с "великой русской культурой" или почему наша культура не спасла Россию. Спасайтесь теперь [сами]. Почему грузины смогли выйти на улицы под дубинки, без оружия и заставить свое правительство отступить — не принимать закон об иноагентах? Россияне же, те, что уважаемые и, можно сказать, лучшие, просто уехали. Там нет духа свободы, там есть либерализм. "Хорошие русские" — это либералы, которые очень мягко идут на договоренности, уступки.

Мы воспринимали Россию как Москву, Петербург... такие столицы, взлеты культуры. Но если поехать дальше... Я была и я знаю, что такое Забайкалье. В 80-е там дети не знали, что такое мороженое. Россия, оказывается, такая, как была в Буче. Такая, которая отправляла ворованную бытовую технику, косметику, игрушки. Вот она — "великая Россия".

Отец пережил плен и отстроил Киев

— Вы родились в Киеве в 1946 году, сразу после войны. Ваш отец воевал. Как думаете, что бы он сейчас сказал о сегодняшней войне?

— Да, он прошел ту войну, потом пошел еще в советско-финскую. Мама осталась в оккупации. Сын, мой старший брат, родился без него. Папа о войне не рассказывал, однако я знаю, что он попал в плен на острове Сааремаа (до 1918-го назывался Эзель, — ред.). Это Прибалтика. Их окружили. Руководство командования вылетело, а они остались. Меня берегли от этих воспоминаний, однако маме он рассказывал: "Если тебе скажут, что море, вода, горит, то это правда". Я о таких историях узнала из речей, когда его уже хоронили.

Он дважды сбегал из плена, потом оказался в маки, воевал во французском движении сопротивления. 

Его эшелон шел на Сталинград (современный российский Волгоград, — ред.), но проходил через Киев. Стоянка в Киеве была долгой, а мама жила у его родителей на Пост-Волынском (местность между аэропортом "Киев", массивом Отрадный и местностью Новокараваевы дачи, — ред.) Он решил сбегать туда, чтобы увидеться. Прибежал и они вместе побежали обратно — она его провожала. Опоздали. Мама мне рассказывала, что он стал, прислонился к стене и сказал: "Какой большой мир, а негде спрятаться". 

Когда уже вернулся домой, по образованию был инженером-строителем, то работал в "Південзахідтрансбуд" и отстраивал Киев.

— Что папа рассказывал об отстройке Киева?

— У него было много объектов, среди них — Пригородный вокзал. Когда еще не сдали в эксплуатацию это здание, но внутри уже можно было ходить, он привез нас, чтобы показать. Еще у него были жилые дома на Никольско-Ботанической улице.

Как-то папа принес домой два билета в новопостроенный киноконцертный зал. Это современный Национальный дворец искусств "Украина". Первыми туда на мероприятие пригласили тех, кто строил. Тогда и в мыслях не было того, что когда-то их Таня будет туда выходить и работать на сцене.

Сейчас я смотрю на то, что он строил, и это словно он себе памятник сделал.

Военный Киев и ночевка в гримерке театра

— Ваша дочь давно живет в Канаде, а вы сами долгое время уже во время этой войны не хотели уезжать отсюда. Каким вы помните военный Киев?

— 23 февраля 2022 года я была на съемках. Приехали домой в достаточно приподнятом настроении, поэтому поздно легла. Я даже не поняла, который час был, как зазвонил телефон. Услышала в трубке голос своего зятя: "Татьяна Васильевна, война" — "Андрей, какая война, о чем ты говоришь? Я так хочу спать, у нас все спокойно". Я не могла представить, что такое может быть реально. Потом я уже посмотрела и послушала новости, и все поняла.

Когда ничего не работало на нашей улице, транспорт встал, негде было купить хлеба, я пошла на Крещатик. У меня спрашивали, где купить хлеба, и я спрашивала, что работает. Все шли вместе. Все вдруг стали близкими, знакомыми. Пришли в один магазин, который работал. Спросили, почему они работают, а все остальные — нет. Они нам: "А мы остаемся здесь ночевать, потому что не можем ездить". А очереди в аптеках!

Один из самых ярких образов в моей памяти — когда я позвонила Борису Курицыну (театровед, заведующий литературной частью Национального академического театра имени Леси Украинки, — ред.) Мы договорились встретиться, чтобы он передал хлеб. Я вышла на Софийскую площадь, увидела памятник Богдану Хмельницкому, Софийский собор, было абсолютно пусто, голые ветви деревьев, чисто, ни снега не было, ни грязи. В этом была какая-то угрожающая торжественность. Я тогда подумала, что Киев нас спрятал от этой беды, как одевают чистую рубашку перед смертным боем. 

— Из Киева вы не хотели уезжать?

— Не хотела, я лучше всего себя чувствую дома — уверенно и безопасно. Но была такая история, что зять Андрей вылетел за мной. А я не знала, что с собой брать, как с собой забрать свой дом. Ехали долго, все знают эти истории. До Белой Церкви добирались почти день.

Когда наступил комендантский час, мы в Виннице на улице встретили мужчину, который забрал нас на ночь к себе. Потом мы поехали дальше. Я ночевала в гримерке Ивано-Франковского национального академического драматического театра имени Ивана Франко — очень благодарна директору, главному режиссеру и актерам, которые были тогда волонтерами.

— Там вы встретили Ирму Витовскую?

— Да, там встретила Ирму Витовскую, министра культуры Александра Ткаченко, Юрия Андруховича. 

— Была ли мысль остаться во Франковске?

— Нет. Только домой, потому что там [на Ивано-Франковщине] я чужая.

— Вы помните Киев 60-70-х. Сейчас он другой. Какой для вас ближе?

— Я стараюсь сохранять для себя Киев таким, как он есть. Я вчера увидела, что все-таки на Крещатике еще есть каштаны — и розовые, и белые. Мое любимое место здесь — это Владимирская горка. Здесь выросли мои сыновья и внуки.

Преподавательская деятельность и возвращение на телевидение

— Вы профессор кафедры журналистики и англоязычной коммуникации в Национальном университете биоресурсов и природопользования Украины. Вы преподавали онлайн чуть ли не в три часа ночи. Знаю, что среди студентов были те, кто находился на оккупированной территории. Как происходило преподавание тогда?

— Да, мои лекции начинались в три часа ночи, а студенты были кто где. У нас чередуется обучение онлайн и офлайн, чтобы не было большого скопления. Я заметила, что дети, которые пережили оккупацию, мало улыбаются. Один такой красивый парень сказал, что хочет быть военным. Я сказала ему, что он же журналист, поэтому может быть военным журналистом. "Я подумаю", — ответил он мне. Отец его остался в оккупированном Мариуполе.

Мое поколение проскочило между двумя войнами. Я родилась уже после Второй мировой. А мои дети и внуки уже не проскочили. Моя внучка здесь и не хочет никуда выезжать. Внук Никита, который живет в Канаде, занимается украинскими детками, проводит уроки с ними.

— Хотели бы вы вернуться на телевидение и какая это должна быть программа?

— Не знаю. Я люблю осваивать что-то новое, а не топтаться на одном месте. Мне было бы интересно разработать свою программу. Например, для тех детей, которые хотят прийти на телевидение и в журналистику. Я очень любила компанию старых телевизионщиков, которых застала, когда пришла девочкой, а они уже были мэтрами. Есть ощущение, что ты застыл на месте, потому что технологии идут.

Предыдущие выпуски "Точки опори":

• О работе водителем, лишнем весе и переходе на украинский: оперная певица Елена Гребенюк в "Точці опори"
• О том, стоит ли снимать фильмы во время войны и о современном украинском кино: кинокритик Сергей Трымбач в "Точці опори"
• Что не так с русским, любовь к украинской классике и подбор актеров: театральный режиссер Иван Урывский в "Точці опори"
• О первых попытках сепаратизма в Крыму, расстрелянных родственниках и возвращении военных к гражданской жизни: министр по делам ветеранов Юлия Лапутина в "Точці опори"
• О том, как скрыл от мамы службу в ВСУ, о разлуке с сыном и репрессированных родных: актер Александр Печерица в "Точці опори"