Кремль хочет жить по своим правилам: о российской агрессии говорим с Марком Фейгиным и Юрием Фёдоровым

Россия неоднократно делала заявления об отводе войск от границы с Украиной, однако вместо этого провела передислокацию отдельных сил. Всё это не способствует уменьшению напряжённости в регионе, заявил пресс-секретарь Государственного департамента США Нед Прайс.

"Несмотря на то, что мы видели сообщение об отводе российских войск, мы можем подтвердить, что только часть сил РФ была передислоцирована. Напряжённость остаётся высокой, поскольку Россия сохраняет большое количество сил вдоль границы. Количество российских войск в регионе до сих пор не установлено со времени вторжения РФ в Украину в 2014 году. И это продолжает вызывать беспокойство", — подчеркнул Прайс.

Какую цель ставит перед собой Москва — пытается напугать Киев, демонстрирует военную мощь Западу, или же военной угрозой отвлекает внимание россиян от социальных проблем — об этом в программе "На самом деле: Россия" телеканала "Дом" говорят независимый военно-политический эксперт Юрий Фёдоров и российский оппозиционер Марк Фейгин.

Ведущая программы — Мария Строева.

— Какую цель ставит перед собой Россия, держа столь крупную воинскую группировку у границ чужого государства, бесконечно демонстрируя миру свою военную мощь на учениях?

Фёдоров: С моей точки зрения, цель состоит в том, что в Кремле (по крайней мере, в настоящее время) после разговора Путина с Байденом используют давление с помощью военной силы, чтобы деморализовать киевское руководство, деморализовать президента Зеленского и его окружение.

В общем, такая деморализация — чтобы держать всё время Киев в напряжении — и составляет сегодня основную задачу Москвы после того, как часть российских вооружённых сил была отведена от украинских границ.

Они пытаются её решить, и пытаются таким образом сорвать намечающееся сотрудничество Украины с Соединёнными Штатами — по крайней мере, то, что сейчас называют в украинских и американских источниках "стратегическое партнёрство", после визита Блинкена в Киев. И при этом — заставить Украину принять российскую интерпретацию Минских соглашений, и на основе этого — добиться своих политических целей.

Видимо, такое давление будет продолжаться, оно будет временами становиться то сильнее, то слабее. Мне представляется, что новый пик такого давления (в том числе, на линии соприкосновения на Донбассе, а также какие-то провокации в районе админграницы с Крымом) — возможен, в том числе, во время встречи Путина с Зеленским, если она состоится.

Затем мне представляется, что такой пик может возникнуть во время празднования 30-летия Независимости Украины, когда планируется запустить то, что называется "Крымской платформой", которая вызывает и раздражение, и озабоченность в российских верхах.

Фейгин: Поведению России есть два объяснения. С одной стороны, всё зашло слишком далеко, и поэтому для Кремля уже не так принципиален вопрос его репутации. То есть, доказывать никому ничего уже не собираются.

А с другой стороны — так Кремль проверяет. Путин же сказал во время послания (Федеральному Собранию 21 апреля, — ред.): "Мы сами будем устанавливать красные линии". Ну вот, собственно говоря, это и есть постоянная проверка этих "красных линий". Что для Кремля допустимо, и что может оказаться безнаказанным. Ну, это способ взаимодействия с миром теперь такой.

— Мир живёт по правилам, а Кремль эти правила не соблюдает. И возникает вопрос — как же оставить Россию за "красными линиями"?

Фейгин: Когда речь идёт о поступках самого Кремля, он хочет действовать не по общепринятым правилам, а по правилам, установленным представителями Кремля. В отношении всего, что касается их, — они требуют соблюдения этих правил по отношению к ним.

Не важно, чего это касается: суверенитета, государственной политики, экономики, санкций, или же покушения на их собственность — чаще преступно нажитую. Вот там сразу начинаются крики о нарушении прав. Вы посмотрите, как реагируют на введение санкций, которые абсолютно законны.

Страны сами вправе устанавливать любые рестрикции, в зависимости от национальных интересов. Реакция — болезненная. Апелляция идёт к международным правилам, например, к членству в ВТО — Всемирной торговой организации, — что санкции нарушают правила ВТО. А говорится о том, что санкции — это и нарушения международного права — в части прав, которыми пользуются граждане, физические лица, чиновники, которые подвергнуты этим ограничениям, в части касающейся открытия счетов, посещения отдельных стран, например, США, и так далее.

Они хотят иметь право устанавливать "красные линии" там, где хотят. А в отношении них — чтобы "красные линии" были согласованы всеми, как основы международного права. Двойственная позиция.

— Россия концентрирует войска у границы соседнего государства — и формально ничего не нарушается. А на деле — это демонстрация силы. И для чего-то это нужно?

Фейгин: Это было бы более или менее нормально, если бы всё это не было на фоне войны. Потому что война против Украины на Донбассе ведётся, несмотря на то, что Кремль заявляет, что "их там нет", — это бесконечное отрицание всего на свете, причём вещей очевидных. Это знают все, но Кремль это отрицает. И поэтому любая передислокация, любая концентрация войск у этих границ вызывает законные опасения. К тому же, с 2014 года отнята в буквальном смысле целая территория. Крым фактически был оккупирован и забран у Украины.

И поэтому любое движение войск в направлении Украины вызывает, собственно, понятное опасение, что сейчас ещё что-нибудь отрежут. Здесь действуют опасения, которые вызваны действиями самой Москвы.

А с другой стороны — Россия взяла на себя массу обязательств, и в 1990-х, и в начале 2000-х, по части контроля за передвижением войск, вооружением, не говоря уже о ядерных вооружениях. А ведь есть сведения о том, что передвигаются и "Искандеры" (ракетные комплексы, — ред.), которые неизвестно чем ещё начинены. А это уж точно нарушение всех международных правил.

В безопасном же мире всё предсказуемо по отношению друг к другу — такое же передвижение войск со стороны НАТО и всего остального. Об этом предупреждается, объясняется, зачем, почему. Даже если это учения, то всё равно эти вещи заранее обозначаются. И тогда это не вызывает такой болезненности.

Но Москва никого ни о чём не ставит в известность уже давным-давно. Теперь, кстати, и по открытому небу уже денонсируется соглашение. Так что отношений больше нет никаких.

— А военные парады — это тоже устрашение? Типа: смотрите, как у нас много военных машин, пушек, и какие мы страшные?

Фейгин: И это тоже, конечно. Просто это уже такая традиция, которая так и не прервалась с советских лет. Был лишь короткий период в середине 1990-х.

Я был депутатом парламента РФ в 1995 году. И очень хорошо помню, как праздновалось при Ельцине 50-летие Победы. Там позволялось даже мэру Москвы Лужкову возражать против прохода гусеничной техники. Потому что приходилось тратить деньги на восстановление асфальта и булыжных мостовых.

Сейчас немыслимы вообще подобного рода предлоги для отказа от прохода тяжёлой военной техники по центру Москвы. Потому что гораздо важнее демонстрировать вот этот милитаризм.

Когда Россия ни с кем не воевала в период 1990-х, ну, или не было такой агрессии, то, может быть, это и вызывало более культурную особенность восприятия, потому что — такая традиция с советских лет. А сейчас любая демонстрация военной силы, естественно, всеми воспринимается как попытка кого-то устрашить.

Другое дело, что состояние этой техники на самом деле — только для парадов выглядит так убедительно. А в реальности всё гораздо сложнее, я вас уверяю.