Как изменился Крым за семь лет: интервью с Абдурешитом Джеппаровым

Абдурешит Джеппаров. Фото: suspilne.media

В оккупированном Крыму продолжаются аресты и обыски. С трудностями даже на бытовом уровне сталкиваются и рядовые жители. Ситуацию с правами человека, а также то, как за семь лет изменился Крым — в программе "На самом деле: Крым" телеканала "Дом" осветил координатор Крымской контактной группы по правам человека Абдурешит Джеппаров, который до сих пор находится на полуострове.

Ведущий программы — Дмитрий Симанский.

— Семь лет прошло. Как изменился Крым?

— Во-первых, здесь стало много людей. Население Крыма уже приближается к 3,5 млн. Это видно даже визуально в городах, где мы бываем. Очень много транспорта. Много чужих лиц. Мы как-то привыкли к своим лицам, к своей привычной среде. Теперь много новых. При этом люди стали немного угрюмее, ощущается стрессовое такое состояние: не знаешь, что завтра ещё выкинут.

Уже нет того привычного Крыма, когда можно было ехать по дороге, а вокруг — зелень, лесополосы. Всего этого теперь тоже нет.

Много военных. Много строительства. Крым практически стал не только военной базой, но ещё и большой строительной площадкой. Стройка везде: и в городах, и на берегу моря.

Ещё нынешний Крым — это "серая" зона, где нет журналистов.

По крайней мере, это мои ощущения. Я не берусь говорить за весь трёхмиллионный Крым.

— Как поменялась ситуация с правами человека на полуострове?

— Понятно, что плохо. Много арестов, сотни арестов, обыски.

А что такое обыск и арест? Это буквально атака на дом человека. Это вторжение. Просто представьте: ночь, все спят, спят дети. И вот у детской кроватки появляется, скажем, человек в маске, страшно.

Если говорить о бытовом уровне. Человек уже лишён права на то, что имел всегда. Например, я уже упоминал, что в Крыму идёт очень большое строительство.

Вот человек жил недалеко от берега, мог пройтись 300 метров и попасть на берег моря, отдохнуть. Теперь он должен обходить строительный объект, делать многокилометровый крюк. Чтобы попасть к морю он должен идти час-два.

— Я тоже видел в медиа эти страшные заборы, с колючей проволокой. Это обычная теперь ситуация в Крыму?

— Да, это вполне обычная ситуация. Так было раньше по направлению Керчи, Феодосии. Там есть посёлок Приморский, так в нём весь берег застроен. И мы тогда возмущались: как же так можно, отгородить море? А теперь такая картина по всему Крыму, или почти повсюду.

Сейчас эта проблема очень актуальна для Судака: там застраивается район мыса Меганом — строят огромный комплекс, город-спутник Судака. И он весь огорожен очень высокой изгородью. Здесь есть посёлок Миндальный, раньше до моря было 300 метров пройтись, 3-4 минуты неспешным ходом. Теперь же нужно обходить, объезжать. А люди там жили годами: они там родились, выросли, и представьте — теперь для них всё меняется.

— Писали, что объект, который строится на Меганоме, как-то связан с президентом России.

— Думаю, что в Крыму всё связано с президентом России. Начиная от Меганома, заканчивая ракетой, которая здесь стоит. Все эти безобразия, конечно, тоже на ответственности того же президента. Это если формально говорить. Конечно, мы знаем, что всё это Москва, люди, приближённые к президенту. Где-то больше грешат на Дмитрия Медведева. Понятно, конечно, что это всё московская, российская элита.

— А как на это смотрят местные крымчане, которые жили здесь до 2014 года и продолжают оставаться на полуострове?

— Крымчане, знаете ли, разные. Есть люди (на самом деле, немалая часть крымчан), которых русская пропаганда довела до такой кондиции, что у них будет, извините, в животе урчать, но они будут всем довольны. Они рады тому, что происходит.

Но есть и другие крымчане, которым это не нравится. Не нравится нам, что, скажем, поменялись наши привычные дороги, что загорожен берег, что по трассам Крыма передвигается военная техника, а её очень много. Это мешает, это некомфортно, это бесконечные ДТП.

Много есть возмутительного. Но здесь не положено, нельзя открыто выражать своё мнение, позицию, открыто выйти с протестом. Иначе это будут санкции, аресты, обыски. В общем, будут кошмары. Мы знаем, как это было недавно, когда возлагали цветы у памятника Шевченко, когда арестовали одного из участников мероприятия, и теперь его обвиняют по каким-то статьям.

— Речь идёт об аресте 10 марта в Симферополе журналиста Владислава Есипенко. Есть какая-то новая информация о нём? Допустили к нему адвокатов?

— Мы знаем, что теперь ему предъявлено обвинение. Нашли там чёрт знает что. Мы занимаемся этим вопросом, и будем заниматься этим делом до тех пор, пока не выясним все нюансы.

— Вот эти репрессии, как случай с Есипенко, или как многочисленные случаи с крымскими татарами, они людей подталкивают к солидарности, или наоборот, люди замыкаются и придерживаются принципа "моя хата скраю"? Как иные люди реагируют на репрессии?

— По-разному. Очень по-разному. Понятно, что кроме сознания ещё инстинкт самосохранения подсказывает, что мы все должны быть кучнее. Поэтому среди нас появляются новые фамилии, новые люди. В большей части, конечно, люди солидаризируются. И как только узнаём, что с кем-то случилась беда, то сразу начинаем с этим работать.

Бывают люди, которые замыкаются в себе, стараются думать, что всё это пройдёт и будет полегче. Но они потом понимают, что это не тот путь. И начинают искать людей, которые были бы солидарны с ними. Поэтому больше случаев, когда люди пытаются объединяться.

Читайте также: Преследования, "суды" и депортация: Виталий Хилько о докладе Мониторинговой миссии ООН по Крыму

Медиапартнеры
Прямой эфир