Как Чернобыльская зона отчуждения "оправляется" после оккупации — разговор с главой Госагентства по управлению зоной отчуждения Евгением Крамаренко

26 апреля — День памяти аварии на Чернобыльской АЭС. Подобная трагедия могла повториться в феврале прошлого года. Утром 24 февраля 2022 года Чернобыльская зона содрогнулась от залпов по пограничным и таможенным пунктам пропуска. Уже к полудню территорию зоны отчуждения заняли оккупанты.

Как их встретили работники Чернобыльской АЭС, кто остался в оккупации и какими были последствия пребывания россиян на этих территориях. Об этом говорим с председателем Государственного агентства Украины по управлению зоной отчуждения Евгением Крамаренко. Чиновник также рассказал в "Ранку Вдома" о том, как агентство и причастные к работе предприятия приходили в себя после этих событий.

Ведущие —  Ирина Хоменко и Костя Октябрьский.

—  Вы можете вспомнить утро 24 февраля 2022 года? Как в зону отчуждения зашли оккупанты и почему некоторые работники атомной электростанции и других предприятий остались на рабочих местах?

—  Территория зоны отчуждения — это 2 600 квадратных километров радиоактивно загрязненной территории. На этой территории находится атомная электростанция, которая не работает с 2000 года, ряд хранилищ отработанного ядерного топлива от украинских атомных электростанций и хранилища радиоактивных отходов. То есть это ядерный объект.

Это был первый в мире случай, беспрецедентный, когда иностранное государство начало именно агрессию на ядерный объект и начало захватывать и вести боевые действия на загрязненной территории. Там есть два таможенных поста — это "Вильча" и "Барышевка". 24 февраля 2022 года около 5 часов утра их начали обстреливать из реактивных систем. Примерно в 5:07 мне по телефону доложили об этой ситуации и тогда начался процесс эвакуации работников.

Некоторые системы нельзя оставлять без операционных работников. Поэтому часть персонала сознательно осталась на территории Чернобыльской зоны, чтобы продолжать эксплуатацию систем.

Через час полетела вражеская авиация. Наши работники все это видели. Территория зоны отчуждения до 12 часов уже была под контролем российской армии, но они ее обошли, направились сразу на Иванков. На территорию зоны отчуждения со стороны Полесского происходил бой. Вооруженные силы Украины не стреляли на загрязненную территорию в ответ, потому что осознавали последствия.

—  То есть некоторые работники были в оккупации? Контролировали ли их работу россияне?

—  Мы держали связь с нашими работниками. В частности, через Чернобыльскую атомную электростанцию по проводной связи через город Славутич. К самой Чернобыльской АЭС приезжали российские специалисты, которые осматривали эти объекты. Они представились сотрудниками "Росатома".

В оккупации были 113 наших работников. Кроме того, там остались работники Чернобыльской АЭС, около 50 человек — работники других предприятий зоны отчуждения и 169 военнослужащих Национальной гвардии Украины, которых потом забрали в плен. Также там было около 80 работников ГСЧС. "Нацгвардейцев" все время держали в бункере. Другие работники находились в своих кабинетах: работали, спали, ели. Им запрещено было выходить.

—  Какими были последствия оккупации?

—  Кроме Чернобыльской атомной электростанции, на территории зоны отчуждения есть ряд других предприятий, осуществляющих деятельность обращения с радиоактивными отходами. К счастью, ядерные объекты не повреждены. Однако офисные помещения, особенно в городе Чернобыль, разгромлены. Автопарки и офисы разворованы. Все, что можно было вывезти — вывезли в Беларусь. Сами ядерные объекты они не трогали.

—  Как сейчас чувствуют себя работники станции, которые были в заложниках? Есть ли среди них те, кто до сих пор в плену?

—  В плену до сих пор находятся бойцы Национальной гвардии. Тогда в плен взяли 169 человек. Обменяли лишь несколько десятков "нацгвардейцев". Большинство — до сих пор в плену.

Работники станции остались. С ними после этого работали психологи. Конечно, психическое состояние их было не лучшее, но с ними сейчас все в порядке.

Впрочем, у нас есть работница, которая была в оккупации, и у нее сын и муж были военнослужащими Нацгвардии. До сих пор они не вернулись. Можем представить насколько ей трудно психологически.

—  Какие работы сейчас ведутся в зоне отчуждения? Кто и как убирает последствия пребывания оккупантов на этих территориях? Помогают ли в этом наши зарубежные партнеры?

—  Кроме наших обычных функций безопасности работники собственными силами восстанавливают поврежденную инфраструктуру. В этом действительно помогают наши партнеры. Сейчас мы сотрудничаем с Еврокомиссией. Помогают Департамент энергетики Соединенных Штатов Америки и страны, которые принимали участие в строительстве саркофага. Это Норвегия, Швеция, Великобритания, Япония, Франция, Финляндия. Также помогает МАГАТЭ.

Если говорить об ущербе, нанесенном оккупантами, то это немалые суммы.  Официально на территории зоны отчуждения нанесен ущерб на сумму около 1,5 миллиарда гривен. Это балансовая стоимость и для восстановления этого имущества нам нужно более 3 миллиардов гривен.

То есть восстановительные работы на поврежденных территориях в зоне отчуждения будут стоить около 150 миллионов евро. На специальный счет уже перевели 15 миллионов евро, из которых мы уже получили два миллиона.

—  Раньше были популярными экскурсии в Чернобыль. Можно ли сейчас посетить зону отчуждения?

— Ні, однозначно ні. Це пов'язано, по-перше, з безпекою. Тому, що значна територія зони відчуження не розмінована. Ми провели розмінування лише тих об'єктів і територій, які необхідні для здійснення нашої діяльності. Інша територія — умовно замінована. По-друге, там є наші військові. Тож стороннім не варто знати про місця розташування військових об'єктів у зоні відчуження. Тому найближчим часом екскурсій там не буде.

Также интересные гости у "Ранок Вдома":

• еРобота: о грантовом фонде для ветеранов рассказала заместитель министра экономики Украины Татьяна Бережная
• Японский фонд Yoshiki Foundation America поддержит украинские музыкальные инициативы: о грантовой программе говорим с представителями МОМ в Украине
• О медицине, войне и украинской молодежи: интервью с профессором анестезиологии из Чикаго Ромом Стивенсом