"Неофициальный разговор" с гендиректором Национальной детской больницы "ОХМАТДЕТ" Владимиром Жовниром (ВИДЕО)

Национальная детская специализированная больница "ОХМАТДЕТ" — уникальная клиника, ориентированная на помощь детям. С декабря 2020 года её возглавляет Владимир Жовнир, который стал героем очередного выпуска программы "Неофициальный разговор" телеканала "Дом".

Владимир Жовнир по специализации — анестезиолог. Сегодня он доктор медицинских наук, заслуженный врач Украины. 13 лет работал главным врачом Центра детской кардиологии и кардиохирургии. В 2011 году награждён Орденом святого Георгия Победоносца. Автор множества уникальных медицинских изобретений. Запатентовал метод хирургической коррекции недостатков сердца новорождённых.

Владимир — один из организаторов и участников известного благотворительного спортивного события "Пробег под каштанами". Помимо любимой работы увлекается спортом — бег, бокс, лыжи, йога и даже прыжки с парашютом.

СДЕЛАТЬ "ОХМАТДЕТ" ЛУЧШЕЙ МИРОВОЙ КЛИНИКОЙ

Владимир Жовнир прошёл конкурс на должность гендиректора ОХМАТДЕТа, приказ о его назначении датирован 6 января 2021 года.

— Почему вы согласились на эту должность?

— Для меня всегда страшнее всего было выйти к родителям и сказать, что их ребёнок умер. Это самое тяжёлое было в моей работе. И я хочу, чтобы таких случаев у врачей было гораздо меньше. И чтобы у матерей не было таких моментов, когда они вынуждены выслушать анестезиолога, и понять, что ребёнка больше нет.

Второе – сделать ОХМАТДЕТ лучшей мировой клиникой именно по детству.

— Любая больница в принципе — всегда эмоции. В вашем случае это и родительские эмоции, что психологически сложно. Ведь для многих родителей ОХМАТДЕТ — это последняя надежда.

— Я практически с каждым пациентом переживаю его болезнь, его трагедию, его проблему. Встречая пациента, я ставлю себя на место его родителей. Также стараюсь понять, как себя чувствует ребёнок, который попадает в какую-то страшную ситуацию и когда вокруг него чужие дяди, тёти. Которые, на взгляд ребёнка, агрессивно настроены — пытаются уколоть, провести какие-то процедуры.

Мне понятны те эмоции, которые переживают родители, потому что я и сам родитель. И представляю себя на месте, не приведи господи, на месте тех людей, которые приходят в больницу и ищут помощи. Поэтому на уровне кардиоцентра старался сделать так, чтобы он был лучше, открытие.

— Он и есть лучший.

— Он один из лучших в мире. Не в Европе — в мире. На базе нашего кардиоцентра разработаны многие методики, в работе над которыми я принимал активное участие. Они позволили центру выйти на лидирующие позиции.

И я надеюсь, что в ОХМАТДЕТе мы сделаем то же самое. Здесь есть профессионалы, хорошие врачи. Им нужна поддержка. И когда мы объединимся и будем единой командой, мы действительно сделаем так, что ОХМАТДЕТ станет ведущей клиникой мира.

Сделать ОХМАТДЕТ той клиникой, в которой больной ребёнок найдёт ответы на вопросы по здоровью. Сделать так, чтобы дети получали высокоэффективное, безопасное и качественное лечение. И чтобы эта помощь была ещё и бесплатная.

— Она бесплатная сейчас?

— Да. Есть, конечно, моменты по очень узким специальностям. Допустим, орфанные заболевания (обобщённое название редких заболеваний, частота которых не превышает пяти случаев на 10 тыс. чел., — ред.), генная терапия — там единичные медикаменты, и их стоимость баснословная. Мы пытаемся сделать так, чтобы даже эти медикаменты были доступны нашим пациентам, чтобы те же благотворители, то же общество помогало, включалось в процесс. Чтобы это не ложилось на плечи семьи, а решалось совместно.

— Вы обращаетесь к волонтёрам?

— Да. В ОХМАТДЕТ достаточно много неравнодушных людей, которые помогают детям от чистого сердца. А помощь бывает абсолютно разной.

Например, у всех на слуху фонд "Таблеточки". Они не нуждаются в рекламе. Вот бюджет, который выделяет фонд "Таблеточки", составляет где-то до 30%, иногда и больше, от общего бюджета больницы. Но бывают благотворители и небольшие. Например, больничный трактор поломался, его отогнали на СТО. Директор СТО, узнав, что трактор больничный и нужен для расчистки пути для скорой помощи, сделал максимальную скидку.

— Государственная помощь и поддержка — она какая?

— Она большая. Знаете, государственные больницы говорят — оплаты нет, ещё чего-то нет. Но по факту государство содержит наши здания, даёт зарплату, пускай, и не всегда самую большую. Но всё это достаточно существенные суммы.

Ясное дело, нам, медикам, этих сумм не хватает. Но я вижу понимание Министерства здравоохранения, Офиса президента, самого президента. Учитывая, что ОХМАТДЕТ должен стать лучшим, думаю, при такой поддержке мы получим лучшее финансирование.

КРАСИВОЕ, НО ЗАПУЩЕННОЕ "НАСЛЕДСТВО"

— Сколько отделений, корпусов вы получили в "наследство"?

— Корпусов достаточно много. И в основном они старые. Допустим, административный корпус. Он раньше был поликлиникой, построен в 1894 году. Корпус безумно красивый, но страшно запущенный. Вот мы беседуем сейчас в кабинете — раньше это была комната для молебнов. По этому корпусу можно экскурсии проводить.

Но я хочу выехать из этого кабинета и быть поближе к медикам, к врачам. А здесь, думаю, со временем мы сделаем ремонт и, возможно, этот красивый корпус станет какой-то архитектурной жемчужиной в центре Киева. И тем местом, где для ОХМАТДЕТа, для Министерства здравоохранения, для Офиса президента можно будет проводить торжественные мероприятия, связанные с медициной.

— А строилось это здание как больница?

— Да, как больница. Строил его Никола Терещенко со своей супругой Пелагеей. Больница строилась абсолютно полностью на деньги благотворителей, как больница для чернорабочих. Всё лечение оплачивалось благотворителями. То есть люди здесь не платили. Мало того, уходя отсюда, они получали минимальные деньги, которые позволяли после лечения ещё продолжить терапию дома. И остаться здоровыми.

Больница привлекла сюда ведущих специалистов Киева. И они в свободное от частной практики время оказывали здесь помощь. И это считалось очень престижно.

Сюда Никола Терещенко собирал оборудование. Здесь был рентгеновский аппарат, здесь были телефоны. То есть репутационно действительно было знаково здесь работать.

Примерно то же самое сейчас — на попечение нашу больницу взяло государство. Помощь здесь бесплатная. Мало того, здесь есть Опекунский совет, который тоже влияет на то, чтобы лечение было эффективным и бесплатным.

"ЭТО ЭМОЦИОНАЛЬНО ЕЩЁ ТЯЖЕЛЕЕ"

— Мы с вами говорили о том, что больница, детская больница — это всегда эмоции.

— Здесь действительно эмоций очень много. Причём эмоций с разных сторон — и родители, и дети. И разные чувства — и отчаянье, и горе, и радость, и надежда, и вера, и ожидание. Причём не только со стороны родителей и наших пациентов. И у медиков точно так же.

— Но медики не могут позволить себе эти эмоции проявлять.

— Ну, не скажите. Моя прежняя работа — врач-реаниматолог. Спрашивают: что у тебя самое страшное, самое тяжёлое в работе было? Страшнее всего выйти к родителям и сказать, что их ребёнок умер. Это самое страшное и самое тяжёлое было в моей работе.

Но даже когда я выходил и говорил, что ребёнка не стало, что он умер, большинство родителей понимали, что для ребёнка было сделано всё. Это эмоционально было ещё тяжелее. Многие из них благодарили за то, что мы сделали.

— Операции длятся по несколько часов, даже сутками. Сегодня утром заходишь, а послезавтра — выходишь. Как это можно выдержать физически? Как это проходит?

— Скажу по хирургам. Когда он заходит в операционную, то будто бы отключается и попадает в другое измерение, в другую прострацию. И зачастую он чувствует усталость и всё остальное. Но когда человек заходит в операционную, он эмоционально уже как-то заряжен. И для хирургов, для анестезиологов операционная — как некий наркотик, некая зависимость.

И когда есть успех, когда ты выходишь и понимаешь, что ты победил болезнь — это тоже непередаваемое чувство.

В МИРЕ НАЗЫВАЮТ "УКРАИНСКИМ МЕТОДОМ"

— Давайте поговорим немного о ваших изобретениях.

— То, чем я горжусь, было предметом для написания докторской диссертации. Это открытие мы сделали в центре детской кардиохирургии. Диагноз врождённого порока сердца ребёнку можно поставить ещё до рождения. И уже с этого открытия появилась идея Ильи Николаевича Емца (директор Научно-практического медицинского центра детской кардиологии и кардиохирургии, — ред.) о том, чтобы не ждать, пока ребёнку станет плохо, а оперировать сразу после рождения.

Раньше была стратегия выждать 5-6 дней, а потом принимать решение. А порок убивал. И обычно привозили ребёнка уже в критическом состоянии, он уже умирал. И его с большим трудом удавалось оживить. Поэтому было решение Ильи Николаевича о том, что оперируем сразу. Не дожидаясь ухудшения.

Когда начали оперировать, появилась ещё одна дополнительная "опция". Это пуповина, плацента. Оказалось, что здесь остаётся до 30% от объёма крови новорождённого. И начали собирать эту кровь и использовать её вместо донорской. Когда начали это делать, оказалось, что это совсем не изученный процесс. Мало того — никто этого раньше не делал.

— Никто в мире?

— Никто в мире. И операции вот так сразу после рождения тоже никто в мире не делал. Казалось бы, очень простая идея, но появилась методика, которую никто до украинцев не применял. Сейчас её называют в мире "Украинским методом".

Этот метод перенимают не только кардиохирурги, но и нейрохирурги ОХМАТДЕТа нашей больницы. Будут применять к детям, у которых есть дородовый поставленный диагноз.

Вот моё открытие заключалось в изучении использования этой пуповинной крови и проведения операции без крови для новорождённых детей на сердце. На это открытие есть международный патент.

С ОЛИМПИЙСКИМ ОГНЁМ В РУКАХ

— У вас в кабинете — настоящий олимпийский факел.

— Я его нёс в 2004 году. Есть такой проект "Пробег под каштанами". Я всегда спортом занимался, и тут как-то говорят, что будет "Пробег под каштанами" на День Киева. Первый пробег я пропустил. А на второй я уже пришёл, потому что мне было интересно: кто это бежит по центру Киева, куда бежит, зачем бежит. Почему деньги сдают, какие футболки дают? 

Вот я пришёл на второй пробег, пробежал. Это был 1992 год. В тот момент я работал в институте Амосова анестезиологом. 

Ну, и начал бегать, и понимал, что деньги от пробега шли на помощь детям в ОХМАТДЕТе. В то время на ОХМАТДЕТ вообще шла огромнейшая помощь, с разных сторон. И японцы помогали, и корейцы, и ещё кто-то. А у нас в детском кардиоцентре практически ничего не было — ни из оборудования, ни стен, ничего. И я прямо на пробеге подошёл к организаторам, говорю: "Давайте лучше поможете кардиоцентру, отделению в институте Амосова". Они так посмотрели, посмеялись, но записали мой телефон.

К моему удивлению, ближе к Новому году раздаётся звонок: "Мы хотим прийти к вам, посмотреть". Ну, я подхожу к Емцу и говорю: "Илья Николаевич, вот огромный проект, собирают где-то по 20-30 тыс. грн. Давайте как-то поучаствуем". Отвечает: "Я в это не верю, ты хочешь бегать — бегай".

Ну, и они пришли действительно, посмотрели. Тогда были ужасные условия. Дыхательные аппараты были гуманитарные, списанные в Америке. Там был клапан, помню, который я менял на клапан от противогаза.

Провёл их, они посмотрели: обваливается плитка, этот аппарат страшный, а тут дети. Ну, и говорят: "Да, мы будем бежать в следующий раз на вас".

И мы тогда решили проблему для операции на сердце. Дело в том, что нужны специальные растворы, очень холодные, чтоб сердце законсервировалось. А у нас для заморозки этих растворов не было в операционной банального холодильника. Но благодаря пробегу проблема с холодильником решилась.

Организаторы пробега решили меня взять в качестве своего амбассадора. Они были в Олимпийском движении. Плюс предложили мне нести олимпийский огонь.

Это была Олимпиада в Афинах. Олимпийский огонь несли по многим странам. А благодаря Сергею Назаровичу Бубке олимпийский огонь попал в Украину. И здесь недалеко как раз пролегала трасса пробега.

— Вам не кажется это символичным?

— Очень символично. И кардиоцентр здесь, и ОХМАТДЕТ. И я принимал огонь у олимпийского чемпиона по дзюдо. А передавал огонь Руслане Лыжичко. Ну, конечно же, волновался, как бежать, что бежать. 

Дистанция примерно километр. До кинотеатра Довженко бежал. И все сотрудники кардиоцентра бежали со мной. Потом пару сестёр говорили: "Зачем вы так быстро бежали?" А я перед забегом, по-моему, у Сергея Назаровича Бубки спрашивал: "А как бежать, что делать?". Он говорит: "Ты должен бежать так, чтобы получить удовольствие. Ты должен понять, что вот в этот момент ты единственный в мире, не в Украине, ты единственный в мире, кто держит этот факел, что в руках у тебя олимпийский огонь. И постарайся запомнить все моменты. Потому что в жизни никогда это не повторить".

МЕДИКИ БЕЗ ГРАНИЦ И БЕЗ ПОЛИТИКИ

В ОХМАТДЕТ принимают и детей с временно оккупированных территорий.

"Я думаю, что не только мы, а и все медики. Ведь медики — без границ, без политики. Я стараюсь делать всё возможное, чтобы политики в нашей работе было как можно меньше. Дети есть дети. И любой врач должен считать за честь помочь ребёнку, независимо от территории — оккупированной, неоккупированной. Тем более там люди зачастую заложники ситуации, которая сложилась", — говорит Владимир Жовнир.

Его мнение поддерживает и заведующий отделением детской офтальмологии и микрохирургии глаза Юрий Баринов: "У нас такое трепетное к ним отношение. У меня так точно, уверен, что и у большинства людей Украины. Я считаю их нашими братьями, сёстрами, и дети их, естественно, это и наши дети. Подсознательно у меня возникает чувство, что я лучше к ним отношусь".

Владимир Жовнир подчёркивает: важно, чтобы дети с оккупированных территорий лечились именно в Украине. Это важно и для их родителей.

"Чтобы они чувствовали себя украинцами и оставались здесь. По опыту кардиоцентра скажу, что много людей сохраняют украинские паспорта, украинское гражданство только в надежде помочь своему ребёнку", — акцентировал гендиректор ОХМАТДЕТа.

"Больше скажу. Соседние государства пытаются получить гражданство Украины для того, чтобы сделать помощь своим детям доступной. Потому что они понимают тот уровень медицины, который есть в Украине. А с открытием этого нового корпуса ОХМАТДЕТа это будет совсем другой уровень", — резюмировал Владимир Жовнир.