От интернатов — к семейным формам воспитания: о защите прав ребёнка в Украине говорим с Алексеем Лазаренко

1 июня — День защиты детей. Для большинства стран он давно стал прекрасным семейным праздником, поводом посетить всей семьёй кафе, парк аттракционов, или отправиться на пикник. Однако это не означает, что детей больше не от чего защищать.

На постсоветском пространстве существует множество рисков, которым подвергаются дети: например, домашнее насилие, несоблюдение права на базовое образование, а также ситуация в интернатных учреждениях, о вреде и преимуществах которых сегодня спорят правозащитники и законодатели.

О том, как обеспечить права ребёнка, в программе "На самом деле: Россия" телеканала "Дом" говорит вице-президент Всеукраинского фонда "Защита прав детей" Алексей Лазаренко.

Ведущая программы — Мария Строева.

— От каких опасностей защищают детей 1 июня?

— Понятие День защиты детей несколько сужено, потому что в этот день нужно говорить о соблюдении и обеспечении прав детей. Скорее, я бы назвал его Днём защиты прав ребёнка. Наши дети имеют те права, которые выписаны в конвенции ООН о правах ребёнка, исходя из которой можно определить, защищён ребёнок или нет.

Я бы говорил о соблюдении или обеспечении тех или иных прав, которые регламентированы Конвенцией о правах ребёнка. Прежде всего — это право жить в семье. Но здесь возникает такое понятие, как домашнее насилие — это катастрофическая проблема для всего постсоветского пространства.

Украина была первой из стран, которые приняли закон о предупреждении домашнего насилия. После Украины такой закон был принят в Грузии, потом в Казахстане, Молдове. Если страна принимает целый закон о предупреждении домашнего насилия, значит — это проблема на уровне государства.

Следующее — реализация права на образование. Казалось бы, многие страны имеют традицию, что образование бесплатное и для всех. Но если мы посмотрим на эту проблему глазами родителей, которые имеют детей с инвалидностью, то мы поймём, что не для всех это право обеспечено.

И только совсем недавно, когда мы стали говорить об инклюзивном образовании, об инклюзии, как о реформаторском движении системы образования, мы можем говорить о том, что право на качественное образование предоставлено и тем детям, которые имеют инвалидность. Потому что у нас вообще общество недружественно для детей в целом, и особенно — для детей с инвалидностью.

Далее — право на развитие. Многие родители, которые дали жизнь ребёнку, думают, что на этом их функция заканчивается. Потом — занимаются школа, государство. На самом деле право на развитие — очень важное право для ребёнка, потому что именно родители должны обеспечить его: вместе с ребёнком делать уроки, развивать, играть в игры, обеспечить ему возможность посещать музеи, заниматься спортом, хобби.

У нас же иногда свои обязанности родители видят только в том, чтобы накормить ребёнка, одеть и, извините меня, "выпереть" в школу.

И последнее, на что бы я очень хотел обратить внимание? — это правосудие, дружественное к ребёнку. В Украине у нас три ветви власти: судебная, исполнительная и законодательная. Говоря о судебной власти, у нас правосудие — недружественное к ребёнку. Я говорю не только об Украине, но и обо всём постсоветском пространстве, потому что мы взяли за основу систему правосудия, которая была в СССР. Хотя она была не самой плохой, и особенные моменты правосудия в отношении несовершеннолетних были — но они были недружественные.

И сегодня правосудие остаётся недружественным к ребёнку.

— Советская система предполагала отказ родителей от ребёнка с инвалидностью, после чего его судьба чаще всего складывалась плачевно. Возможность детям с инвалидностью получать полноценное образование — часть социализации. Как в этом контексте развивается ситуация на постсоветском пространстве? Каким образом и в какие сроки государство может справиться с этой проблемой?

— Мы прежде всего говорим о детях с инвалидностью, о детях с особенными образовательными потребностями. Вы абсолютно правильно сказали, что в советские времена у родителей была возможность отказа от ребёнка с инвалидностью. Но в Украине, например, такая норма уже ликвидирована — родители не имеют права отказаться от ребёнка, они могут только дать согласие на усыновление ребёнка.

Что касается вообще сиротства — мы тоже должны разделить. Сиротство у нас в основном социальное, потому что сиротой ребёнок может стать только в одном случае — если родители погибли или пропали без вести. Сейчас употребляется другой термин — дети, лишённые родительской опеки. По разным случаям — невыполнение родительских обязанностей, насилие над ребёнком, необеспечение прав ребёнка.

То есть это социальное сиротство, когда государство вмешивается в частную жизнь. Напомню, что, в соответствии со ст. 8 Европейской конвенции о правах человека и основоположных свободах, частная жизнь является неприкосновенной, но в некоторых случаях государство может вмешиваться в частную жизнь. И тогда государство берёт на себя ответственность, извлекая ребёнка из семьи и думая, где ему будет лучше.

Говоря об институциях и о так называемых школах-интернатах, детских домах, о том, что было раньше и досталось постсоветским странам в наследство. Есть такое понятие, как семейная форма воспитания, и в западных странах она давно широко применяется. Приёмные семьи, патронатные семьи, фостерные семьи — всё это разные виды семей.

Например, фостерная семья — там родителями работают. От них не требуется любить этого ребёнка, требуется обеспечить его права. Как правило, в фостерные семьи попадают дети в возрасте от 11 лет и старше. Дети проблемные, у которых поведение отличается от нормы. Это специализированные семьи — чтобы ребёнок понимал, что такое семья, воспитывался в семейном окружении, а не был в отряде, как это раньше было.

Говоря о приёмных семьях. Есть патронатные семьи, это как временное устройство. В Украине есть ещё такая форма семейного воспитания, как детские дома семейного типа — до 10 детей. То есть когда семья, имея своих детей, берёт ещё на воспитание до 10 детей.

Как обстоят дела на постсоветском пространстве? Тяжело. Особенно в России. Это крупные интернаты, крупные институции. Опять же, из-за того, что попадают туда дети по принципу социального сиротства, когда родители уже педагогические банкроты и не могут выполнять обязанности по воспитанию детей, и эти дети попадают в такие крупные институции.

Я в своё время возглавлял подразделение криминальной милиции по делам детей. На уровне всей Украины у нас были приёмники-распределители — специальные учреждения для детей, которые совершают преступления. И у нас в своё время было даже соглашение между Казахстаном, Россией, Молдовой, Украиной о возвращении таких детей, если они будут найдены на территории сопредельных государств ("Соглашение о сотрудничестве государств-участников Содружества Независимых Государств по вопросам возвращения несовершеннолетних в государства их постоянного проживания", — ред.). Я посещал такие учреждения. Могу сказать, что в России они остались.

Это очень плохо, потому что, какое бы ни было социально ответственное государство, оно не может даже в своих институциях обеспечить те социальные потребности и дать детям те социальные навыки, которые необходимы потом в семейной жизни, во взрослой жизни.

Я думаю, что это общая для стран постсоветского пространства тенденция — переход от больших институций к семейным формам воспитания. Кстати, в Украине началась реформа децентрализации. Она, конечно, идёт "со скрипом", очень тяжело, потому что требует достаточно больших денег. Но, как всегда, у нас опять по остаточному принципу финансируется сфера защиты детей. К сожалению.