Дезинформация в США и Украине — различия и общий след Кремля

Нина Янкович. Фото: Facebook / Nina Jankowicz

Нина Янкович — аналитик американского центра Wilson Center. Она специализируется на изучении природы дезинформации, с акцентом на проявление и влияние российской дезинформации в странах Восточной и Центральной Европы. В том числе, и в Украине, где Янкович жила в 2016-2017 годы. Срез своей аналитики Янкович отразила в книге "Как проиграть информационную войну: Россия, фейк-ньюс и будущее конфликта", которая была издана в 2020 году. В книге автор анализирует российскую дезинформацию в Украине, Польше, Чехии, Грузии и Эстонии.

В эксклюзивном интервью телеканалу "Дом" Нина Янкович остановилась на проявлении дезинформации в Украине и в США.

Интервью ведет Виталий Сизов.

— Почему российские медиа так любят сравнивать ситуацию в Афганистане с ситуацией в Украине? Насколько такое сравнение вообще правильно, в частности и в целом?

— Думаю, есть несколько причин того, почему Россия пытается проводить параллели между ситуацией в Афганистане и положением дел в Украине.

Первая причина, конечно же, в том, что всё, что может навредить Украине и подорвать связи Украины с США, выгодно России.

Такие сравнения намеренно проводятся для того, чтобы получить возможность говорить, что Соединенные Штаты якобы отказываются от своих союзников или бросают тех, кто попал в сложное положение. Такие параллели определенно направлены на то, чтобы подорвать процесс становления украинской демократии, а также американо-украинские отношения.

Я также уверена, что в этом сравнении присутствует некая корыстная мотивация: это делается, в том числе, с целью отвлечь внимание от факта, что Россия имела сходный опыт в Афганистане в конце советского периода — и проиграла ту войну, которая закончилась для них полным провалом. Интересно, что в самой России не слишком любят вспоминать об этом.

Поэтому мне кажется, здесь присутствуют разные мотивы, но главная цель таких манипуляций — конечно, подорвать американо-украинские отношения.

Ну и, конечно же, любые параллели не имеют никакого смысла, если сравнивать продолжительность военного присутствия и количество потерянных жизней и потраченных денег.

На самом деле, в этих ситуациях нет ничего общего. К тому же цели войны и те причины, по которым США стали вовлечены в нее [в Афганистане], разительно отличаются от того, что происходит в Украине. В Украине подрыв украинского суверенитета, оккупация Крыма и военные действия на Донбассе целиком и полностью спровоцированы Россией. И именно противостояние этой агрессии РФ — это то, в чем США пытаются помочь своему демократическому союзнику, Украине.

Так что это совершенно другая ситуация, чем в Афганистане, который покрывал террористов. Можно, конечно, спорить о том, почему Соединенные Штаты так долго продолжали свое присутствие в этой стране, однако сравнивать эту ситуацию с украинской просто бессмысленно.

— Как вам кажется, это хорошая идея — использовать украинские русскоязычные медиа, чтобы препятствовать распространению дезинформации, включая подобные информационные вбросы о сравнении ситуации в Афганистане с украинской?

— Я всегда выступаю за то, чтобы обращаться к людям на том языке, на котором они разговаривают в повседневной жизни.

Думаю, хорошим примером того, как это работает, могут служить Канада или Швейцария, где население многоязычно и правительства также многоязычны. И это прекрасно работает.

Вне всякого сомнения, Украина тоже может стать примером успешного многоязычного общества.

Еще одним образцом такого подхода может служить Эстония, где для обретения гражданства нужно сдавать экзамен на знание эстонского языка. Однако в последнее время эстонское правительство начало вкладывать средства в развитие русскоязычных медиа, адресованные русскоязычной части населения.

Мне кажется, важно не только опровергать дезинформацию, но и для той части населения, которая может ощущать некоторую отверженность или невовлечение, — для этих людей необходимо обеспечить обратную связь с государством. Такие люди должны быть уверены, что их голоса будут услышаны.

Поэтому идея президента Зеленского о необходимости развития русскоязычной коммуникации с людьми, проживающими на востоке Украины, — это прекрасная инвестиция.

Я искренне надеюсь, что эта инициатива будет развиваться и расширяться, и сможет заполнить некоторый информационный вакуум, возникший на этих территориях за несколько последних лет в связи с санкциями против пророссийских телевизионных каналов Медведчука.

Нина Янкович. Фото: Facebook / Nina Jankowicz

Какие, с вашей точки зрения, нарративы использует Россия, чтобы ослабить американо-украинские отношения?

— Существует несколько нарративов, которые Россия применяет с целью дестабилизировать и ослабить отношения Украины и Соединенных Штатов. И мне кажется, важно подчеркнуть, что они частично основаны на имеющихся фактах — как в отношениях США и Украины, так и в украинской действительности.

Например, нарратив о том, что Украина является коррумпированным государством. Эта тема всплывает в медиа снова и снова, и не только в российской прессе, но и в Соединенных Штатах тоже.

Мы видели это в преддверии выборов 2020 года здесь, в США, когда обвинения в коррупции высказывались относительно Хантера Байдена и его связей с компанией Burisma. Сегодня мы точно знаем, что вся эта история имеет российский след.

Конечно, в Украине есть коррупция, и сегодня большие надежды возлагаются на президента Зеленского и украинское правительство, которым предстоит справиться с этим непростым вызовом.

Несмотря на реальность этой проблемы и признание ее украинцами, Россия пытается из малого зерна правды вырастить целый урожай недоверия. Как со стороны международного сообщества к Украине, так и внутри самого украинского общества. К сожалению, этот нарратив, направленный на то, чтобы подорвать доверие украинцев к собственному правительству, достаточно силен.

Присутствует также нарратив, что западные политики и политические институции якобы "испытывают усталость" от Украины, что их стремление к поддержке Украины будто бы иссякает. Этот нарратив оживает, когда Европейский Союз снимает какие-либо санкции против России или когда в американском Конгрессе происходят дебаты о выделении финансовой помощи Украине для приобретения ею вооружений, или о других мерах для поддержки демократии в Украине. Такие вопросы всегда вызывают дебаты.

И Россия всякий раз не устает использовать такие поводы, чтобы указать украинцам на то, что Запад и Соединенные Штаты недостаточно поддерживают Украину. И это, конечно, печально.

Также здесь, в США, подогреваются нарративы о якобы росте ультраправого движения в Украине, чтобы вызвать беспокойство у американцев, поскольку повлиять на подобные процессы они не в силах. Эти мифы намеренно и совершенно непропорционально раздуваются: их цель — показать, будто в Украине растут и крепнут какие-то протонацистские или протофашистские движения.

Действительно, в Украине есть отдельные лица, придерживающиеся крайне правых взглядов, и Госдепартамент США даже рекомендовал внести эти, мягко выражаясь, сомнительные группировки в соответствующие списки. При этом степень политического влияния этих людей в Украине абсолютно ничтожна. Однако Россия всеми силами старается убедить американцев — как простых граждан, так и политиков — что в Украине эта проблема стоит крайне остро.

На самом деле я думаю, и в Белом доме, и в Госдепартаменте ответственные лица прекрасно осведомлены об этой уязвимости и хорошо понимают, что такие факты никоим образом не могут характеризовать Украину в целом так же, как и коррупция не характеризует и не определяет Украину.

Мы воспринимаем Украину как динамичное демократическое общество, твердо вставшее на путь реформ и уверенно продвигающееся по нему, — вот какую Украину мы знаем.

Нужно сказать, что люди, имеющие опыт работы в вашей стране, знающие Украину изнутри и искренне любящие ее, всеми силами пытаются противодействовать российским нарративам и развенчивать мифы об Украине.

Как вы считаете, те усилия, которые Соединенные Штаты предпринимают для противодействия распространению дезинформации в США, среди ваших граждан, насколько они достаточны?

— К сожалению, мы в Соединенных Штатах недооценили актуальность и силу дезинформации. Мы преимущественно воспринимаем ее как нечто происходящее в интернете, а не как силу, способную влиять на реальную жизнь людей.

Однако дезинформация оказывает влияние на реальную жизнь: мы видели это и в Украине, и в американской столице, в Капитолии 6 января, и в связи с недавней угрозой взрыва в Вашингтоне — такое происходит из-за того, что некоторые воспринимают дезинформацию как правду и руководствуются ею.

Дезинформация влияет на нас и в повседневной жизни: взять, к примеру, антивакцинаторов или тех, кто создает угрозу общественной безопасности в публичных местах, или даже тех, кто готов принимать лекарства, предназначенные для скота и животных вместо одобренных вакцин против коронавируса.

Если говорить о нашей реакции, то мне кажется, мы сделали абсолютно недостаточно на любом уровне. Пока что мы не увидели должного понимания факта влияния дезинформации ни от одной из администраций — ни от администрации Трампа, которая сама использовала дезинформацию, ни от администрации Байдена, которая сейчас пытается преодолеть последствия действий предшественников. Кроме того, нынешняя администрация сейчас очень занята разработкой программ по борьбе с COVID-19 и рядом проблем, связанных с выводом войск из Афганистана.

Они перегружены и, по моему мнению, не всегда видят связь между дезинформацией и валом текущих кризисов — президент Байден называет их "каскадными кризисами", — которые мы наблюдаем прямо сейчас.

Например, по поводу миграции мы наблюдаем, как некоторые люди в Соединенных Штатах говорят: "Это мигранты из Центральной и Южной Америки завозят к нам, в США, COVID-19 и его "дельта"-штамм". Очевидно же, что это неправда, но зато прослеживается прямая связь с дезинформацией – так же, как и наши проблемы с антивакцинаторами и со многими вопросами внешней политики — от Афганистана до, в данный момент, Украины.

Поэтому мне бы хотелось, чтобы администрация Байдена разработала более надежную стратегию, которая не только охватывала бы внешнюю политику, включала регулирование социальных сетей, но также учитывала бы и "человеческий фактор" в дезинформации: что делает дезинформацию привлекательной для людей? Как информация из интернета отражается на реальной жизни? Что заставляет человека переходить от чтения этой дезинформации к ее воплощению — будь то прием лекарств, предназначенных для животных, вместо вакцины, участие в уличных протестах и тому подобное?

И сегодня в американском правительстве есть люди, которые занимаются этой проблемой. Часть общества и СМИ также уделяют этому вопросу большое внимание и проводят большую работу. Однако у нас нет единой стратегии или единого понимания того, как это работает.

И что еще хуже — многие из наших собственных политиков, особенно на окраинах политического спектра, иногда сами используют дезинформацию.

Так что, откровенно говоря, положение дел оставляет желать лучшего. Нельзя сказать, что ситуация стала хуже, чем в начале года, когда 6 января произошло противостояние в Капитолии, но все же хорошего мало, и я не чувствую, что мы добились большого прогресса.

Хорошо иметь администрацию, которая говорит правду, и этой правде можно доверять. Однако нам нужно начинать играть более значимую роль в регулировании информации и противодействии влиянию дезинформации на людей как в Соединенных Штатах, так и за рубежом.

Боюсь, Соединенные Штаты пока что не приступали к такой важной задаче, как противодействие дезинформации на глобальном уровне.

Прямой эфир