О жизни в подвале, директорстве и театре во время войны: актриса Олеся Жураковская в "Точці опори"

Олеся Жураковская — актриса театра и кино, заслуженная артистка Украины. Награждена орденом княгини Ольги III степени. Четырехкратная номинантка театральной премии "Киевская пектораль". Среди известных киноработ: фильм "Донбасс", который попал в перечень номинантов премии "Оскар", а также сериалы "Мама", "Крепостная", "Первые ласточки". 

С 12 января 2023 года исполняет обязанности директора, художественного руководителя Киевского академического театра драмы и комедии на левом берегу Днепра, в котором работала как актриса более 20 лет. Волонтерка. Более 10 лет занимается домом ветеранов сцены имени Натальи Ужвий. 

В интервью Светлане Леонтьевой в программе "Точка опори" Олеся Жураковская рассказала о том, как ее изменил год полномасштабной войны, об оборванных связях с российскими актерами, про полтора месяца жизни в подвале, волонтерстве, руководстве театром и многом другом.

Полтора месяца жизни в подвале

— Страшно произносить, но уже год мы живем в состоянии войны. Как тебя изменил этот год? 

— Мне кажется, у всех похожая история. Расставили приоритеты правильно, все ненужное отошло на второй-третий план, мы все сконцентрировались на том, что действительно важно, живем и двигаемся шаг за шагом. Жизнь без стратегии, но с тактикой. 

— 24 февраля 2022 года вы вместе с Виталиной Библив (украинская актриса театра и кино) ехали в поезде. Возвращались с гастролей. Ты из тех, кто верил, что война будет? Или наоборот, для тебя это была совершенно неожиданная трагическая страница? О чем в первую очередь думалось тогда?

— Я сначала завезла домой Виталину, потом поехала к себе. Предчувствие беды было, было много информации, но мне не хотелось верить. Это казалось настолько абсурдным в ХХІ веке. Но было предчувствие. 14 февраля была в драмтеатре в Мариуполе — у меня было два спектакля. Потом была в Краматорске. Присутствовало очень много иностранных журналистов. Я осознавала, что они приехали не просто так, а значит все очень серьезно. Теперь я буду иначе относиться ко всему, если есть предчувствие.

— Где ты находишь силы переживать самые страшные моменты?

— Например, 14 января я вечером плакала, утром тоже плакала, потом открыла Facebook — а там стихотворение Людмилы Горовой. Я его прочитала и поняла, что это словно мои слова. Люда мне разрешила читать эти стихи [в соцсетях], я читала и почувствовала, как освобождаюсь и наполняюсь силами. 

Я первый раз после вторжения вышла в эфир 25 февраля. У меня был паралич, я сидела и не знала, что говорить. Но начала говорить и говорить, выходить из подвала. У нас очень было громко и страшно. Полтора месяца мы сидели в подвале с детками. Я просто выходила и говорила с людьми. Таким образом и моя жизнь продолжалась, и людям какую-то надежду давала.

— Полтора месяца вы вдевятером прожили в подвале вашего дома в Макаровском районе. Расскажи об этих днях.

— С нами было двое детей, один мужчина и шестеро женщин, среди них — две пожилые. Были собачки и коты. Полтора месяца прожили в подвале нашего дома. Выходили только приготовить еду и быстренько помыться, когда было тихо. Спала в одежде, обута, постоянно была готова выйти. Автомобиль всегда заправлен. Каждый день проверяли, не разрядился ли аккумулятор. Как-то он таки разрядился. Я его заряжала под обстрелами — страшно было. 

— Что было самым страшным в тот период?

— Самым ужасным было составить план, кого я в первую очередь буду выносить, если что-то случится. В первую очередь — дети, потом другие. Это самое ужасное из того, что я переживала.

Меня очень спасало то, что я выходила в прямой эфир. Мы начали записывать поэзию. Стихотворение Симоненко "Де зараз ви, кати мого народу?" стало моей молитвой. Читала сказки детям в подвале, проводила в игровой форме школу молодого бойца: учила детей поведению во время взрывов, как перевязывать раны. В техникуме легкой промышленности, где я училась, была начальная военная подготовка.  

Детей надо было отвлекать. Самое страшное — это их реакция, когда они не могут контролировать страх, кричат, плачут.

Попытки достучаться по другую сторону

— 25 февраля ты записала обращение, где пыталась достучаться до россиян и что-то им донести. Спустя несколько дней ты опубликовала совсем другое обращение — даже с нецензурной лексикой. Кто-то из твоих коллег по театральному институту, где ты училась, пытался тебя поучать и говорить, что так злобно и грубо нельзя. Что ты им отвечала?

— Когда я записывала то первое обращение, не было какой-то веры, что все послушают, встанут, пойдут и поборят Путина. Но мне надо было делать хоть что-то. Мне сказали: "Я все понимаю, но человеком надо оставаться". Я сказала, что они ничего не понимают, если говорят такие вещи. Много связей разорвалось, но мне совсем не жаль. Я считаю, что это балласт, который за собой тянуть не надо. 

— А что-то позитивное адекватное писали?

— Написали очень много позитива, но агрессивного — в десятки раз больше. На то время у меня было где-то 40 тысяч подписчиков, а просмотров того видео — более полумиллиона. Я осознала, насколько активно мониторятся страницы таких людей, как я. Насколько важно говорить.

Руководство театром

— Ты работаешь в Киевском академическом театре драмы и комедии на левом берегу Днепра с 2002 года, как ведущая актриса. В 2023 году ты стала исполняющей обязанности директора, художественного руководителя театра. Ты сразу согласилась или были сомнения?

— У меня не было никогда и мысли об этой должности. Но обстоятельства сложились так, что коллектив проголосовал. Я поняла, что если мне так доверяют, то, видимо, это надо взять и нести ответственность.

— Сложно ли выстраивать отношения с коллегами?

— Очень сложно, потому что я не занималась административной работой в таком большом объеме. В доме ветеранов сцены я делала ремонты, организовывала доставки продуктов. А сейчас имею большой участок работы, много людей.

— Сколько людей?

— 160!

— Какое будущее ты видишь для этого театра? Будешь ли продолжать то направление, которое задал твой предшественник Стас Жирков? 

— Когда Эдуард Митницкий основал этот театр, он видел его остро-социальным. Брал такие пьесы, на которые никто не решался в те времена. Стас Жирков двигался в том же направлении, добавляя европейский опыт. Хочется восстановить какие-то пьесы Эдуарда Митницкого.

— Так что в будущем будет на сцене этого театра? 

— Мы, как всегда, идем на пару шагов впереди — в авангарде. Осваиваем сейчас новые технологии, хотим привести какие-то интересные вещи в украинское пространство. Наши сотрудники будут даже подписывать договор о неразглашении. Поэтому я ничего не буду говорить.

— Изменились ли твои отношения со Стасом Жирковым после того, как ты стала главой театра? 

— Нет, у нас нормальные профессиональные, ровные отношения. Более того, Стас и сейчас помогает театру, работает в копродукции, как и наши актеры. Инициирует сборы средств.

— Многие из твоих коллег сейчас на фронте?

— Из нашего театра в Вооруженных силах служат 12 человек. Даже одна девушка — Галина Лютикова. Гордимся всеми, поддерживаем, любим, заботимся, делаем все, что от нас зависит, чтобы они чувствовали, что за ними есть стена и спина.

Волонтерство

— Что первое сделала, когда отогнали россиян с Киевской области?

— Поехала к волонтерам, загрузила свою машину под самую крышу едой, вкусностями, одеждой и поехала в Дом ветеранов сцены. Еще нельзя было туда ехать, все было перекрыто, но я решила, что мое лицо — это пропуск.

Останавливают. Я говорю: "Добрый день", а такой красивый мужчина на меня смотрит и говорит: "Добрый, Олеся Жураковская". А он, оказывается, локейшн-менеджер в кино (специалист по подбору планов и локаций для натурных съемок, — ред.), хотя мы и не работали вместе. Сказал мне "волшебное слово", чтобы я ехала. Доехала до Пущи Водицы уже, а там такой серьезный парень стоит. Я останавливаюсь и говорю ему это "волшебное слово". А он: "Я не понял, вы что, военная?" Я ему сказала, что меня просто все любят, все знают. Он ответил, что не знает меня. Я прикинулась дурочкой, показала на телефоне, как помогаю, потом показала, что везу в машине. А он: "Вы ненормальная? Вам так срочно туда надо?" Но таки разрешил осторожно ехать.

Я приехала. Там четверо наших только осталось — персонал. Старичков вывезли. Повсюду обломки, потому что там все летало и падало, но высажены кусты самшита. Действительно, что еще делать между обстрелами? Самшит высаживать! Я посмотрела на это все и решила, что будем делать ремонт. Благодаря волонтерам, союзу театральных деятелей и директору мы сделали огромную работу.

Русское в украинской культуре

— Как считаешь, что-то российское сможет вернуться в украинское театральное и кинопространство? Когда и при каких обстоятельствах? 

— Как показывает история, со временем все налаживается и что-то возвращается. Трудно было людям представить, что после Второй мировой кто-то будет слушать немецких композиторов, даже слышать немецкую речь было неприятно и сложно. Но со временем все же вернулось. Говорить "никогда" я не могу, потому что это неправда. Но не сейчас. Сейчас для нас все должно быть черно-белым. Нам так будет легче. Сейчас нам надо очистить пространство, чтобы не было лишнего.

— Но ведь немецкое стали слушать после того, как они переболели своим имперским. Они покаялись, многое для этого сделали. Видно ли начало этого в российском пространстве? 

— Если говорить о государстве, то никакого покаяния. Отдельные люди, конечно. Мы же с вами не нацисты, чтобы говорить, что какая-то определенная нация — сплошные негодяи. Везде есть хорошие люди. Мой крестник живет в Москве. Есть прекрасные люди, которые уехали из России. Эти люди чувствуют вину и ответственность за преступления государства. Те, с кем я общаюсь, очень страдают.

Сериал "Мама"

— Одна из твоих знаковых работ — очень болезненный сериал "Мама". Это история о 2014 году, о событиях начала войны. Как удалась эта роль и о чем она сейчас для тебя? 

— О том, в чем мы сейчас живем. Видите, какое актуальное кино сняли. Хотелось бы, чтобы оно не было актуальным. Меня удивило, что во время войны очень много людей смотрели это кино. Я получила огромное количество писем от людей, которые сидят в подвалах своих домов и смотрят в телефонах это кино о войне, о маме. Плачут, смотрят, рассказывают своим знакомым. Недавно наши продюсеры подсчитали, что с разных платформ его посмотрело 35 миллионов зрителей. Мы вышли на международные платформы, есть запросы, оно звучит на разных языках. 

Очень много мам мне написали сразу после выхода первой части. И до сих пор пишут те, которые ищут своих сыновей. Это очень сложно, потому что я не могу пройти мимо, подключаются к каждому письму. Меня это с одной стороны, истощает, а с другой — понимаю, что в этом смысл моей профессии.

— Насколько сложно далась эта роль?

— Очень трудно, потому что очень ответственно. Это моя современница, это многие-многие женщины, которые живут со мной рядом, которые ждут своих детей, ищут их, переживают за них. Мне так важно было не соврать, прожить это, пропустить через сердце. 

Во время эмоциональных сцен когда я заходила в кадр, видела и чувствовала поддержку каждого члена команды. Когда я выходила из этих сложных сцен, я видела, как один стоит курит в уголке, второй — плачет, третий — кого-то обнимает. Мы настолько были все вместе, что зритель это почувствовал.

Владимир Зеленский

— В свое время ты работала со студией "Квартал 95", поэтому знакома лично с Владимиром Зеленским. Как вы познакомились?

— Владимир Александрович был моим партнером, возлюбленным. Мы там прекрасно танцевали. У нас, кажется, очень хороший тандем сложился. Потом я была гостьей в их программах. С удовольствием работала, потому что это всегда был высочайший уровень профессионализма, преданности, дисциплины. Такой кайф работать, когда человек для того, чтобы создать что-то действительно интересное, готов на все. Мы работали поздно ночью, когда делали этот танец. 

— Изменилось ли твое отношение к президенту за последние месяцы? Изменился ли он сам, по-твоему?

— Он изменился, потому что такие испытания не могут не менять человека. Но я не могу сказать, мое отношение радикально изменилось. О его ответственности и дисциплине я узнала еще на съемочной площадке. Я знала, что это очень сильный человек, настоящий лидер. Возможно, не осознавала степень смелости.

Роли "на вырост"

— Приходилось ли отказываться от каких-то работ в кино, потому что из-за театра не хватает времени?

— Отказалась от определенных работ, но не из-за этого. Из-за театра пока не отказывалась. Совмещаю. 

— Одна из моих любимых твоих работ — "Корсиканка". Философский спектакль о Наполеоне, который потерял власть, он в ссылке на острове Святой Елены. Ты его играешь уже 20 лет. Считается, что спектакли взрослеют вместе с актерами. Эта "Корсиканка" уже другая, чем та, которую ты играла 20 лет назад?

— Думаю, да. Я изменилась и стала взрослее. Но такие спектакли очень удобные и правильные, что называется "на вырост". Спектакль растет вместе с исполнителями и от этого только становится лучше. 20 лет назад он был мне немного с авансом — я играла маму четверых детей. Сейчас в какой-то момент даже не понимаешь: тебя в героине больше или ее в тебе? Взаимное проникновение происходит.

— Является ли "Корсиканка" одной из твоих любимых ролей?

— Она стала знаковой. Во-первых, это моя первая главная роль в этом театре. Во-вторых, когда я ее репетировала, не стало моего папы. Именно то, что я была в процессе, помогло мне пережить этот ужас. Еще такая ирония судьбы — на репетиции мы дошли до сцены, где я говорю: "Вот мой папа". Он успел спрыгнуть со смертного одра, дать пощечину священнику, который обжог его кадилом, а после этого умер. Ровно перед этой сценой мы завершили репетицию. 

Ушел мой папа, я несколько дней не приходила в театр. А потом пришла на репетицию и шестеро моих партнеров смотрели на меня такими глазами — осознавали, что мне надо этот текст сказать. Я помню, как я не могу его сказать, как плачу, как они выходят-заходят.

Семья — крепость

— Сейчас твои мама, сестра в Киеве или дома в Макаровском районе?

— В Макаровском районе. Там у нас частный дом. 

— Там разминировали территорию? 

— Я точно не знаю, потому что очень много было мин. Все обочины были усеяны табличками с предупреждениями о минах. Взрывов было много, когда, вероятно, разминировали поля вокруг. Надеюсь, что разминировали. Думаю, в этом году и в следующие несколько грибы собирать туда не пойду.

— Появились ли в вашей семье какие-то новые семейные традиции после полутора месяцев жизни вместе и вообще после года полномасштабной войны?

— Чаще звоним друг другу, больше переживаем. Мама очень переживает, когда я не выхожу на связь. А я сейчас очень занята.

— Родные поддержали твое решение возглавить театр?

— Они меня всегда во всем поддерживают. Это моя стена, моя мощная крепость. Они так же, как и я, считают, если Господь ведет этой дорогой, значит у меня есть силы ее преодолеть. 

Я всегда руководствуюсь любовью. Для меня любовь — это быть честным, иметь смелость говорить правду, не унижая человека. Руководствоваться интересами того сообщества, в котором я нахожусь. Любовь — очень сознательная вещь, это всегда поступки. Не для всех людей это так. 

— Что тебя сейчас делает счастливой? 

— Наша победа сделает меня счастливой. Больше ничего не сможет так порадовать. Я хочу, чтобы была наша победа, был мир. 

— Что в первую очередь сделаешь после победы Украины? 

— Буду плакать, обнимать, бегать, целовать всех, благодарить за каждый день.

Предыдущие выпуски "Точки опоры":

• О жизни на несколько стран, благотворительности и работе с легендами: оперная певица Людмила Монастырская в "Точці опори"
• О графических дневниках войны, жизни в подвале и языковом вопросе: художница Алевтина Кахидзе в гостях у "Точки опори"
• "Я уже забыла, что я артистка": интервью с Ольгой Сумской в программе "Точка опори"
• Об искусстве во время войны и помощи армии: интервью с самым дорогим современным украинским художником Анатолием Криволапом в программе "Точка опори"