Москва — образец понимания, что такое в современном мире право силы: интервью с Марком Фейгиным

Все что есть в запасе у России — тактическое ядерное оружие, которое пока Москва не может применить, осознавая последствия для нее самой. В случае наступления украинских военных на Херсон Москва объявит его частью России и заявит, что это развязывает ей руки для применения всех средств защиты ее национальных интересов. Об этом, а также о том, будет ли и дальше РФ устраивать провокации в Черном море, почему именно Медведев угрожает Украине "судным днем", а также о том, что все-таки может заставить россиян "очнуться" и перестать слепо верить роспропаганде — рассказал правозащитник Марк Фейгин в интервью в рамках марафона "Говорит Украина" телеканалов "Дом" и UA.

— Возвращение Украиной Крыма — это для РФ угроза, как заявляют в Кремле. А вот захват части Запорожской и Херсонской областей, Луганской и Донецкой — это нормально?

— Это риторический вопрос. Совершенно очевидно, что Москва придерживается своих представлений, поскольку она, я уже много раз говорил, выпала из системы международного права. Все, что делает нынешняя власть в России, противоречит нормам международного права. Она и частью этой системы большой не является. Но то, что она избрала форму, столь обескураживающую, на белое и черное, черное и белое, ну и что?

Это просто способ. Ведь фактически Москва не признает авторитетов. И даже организация ООН, к которой она часто апеллирует, является абсолютно не арбитром в любых вопросах, касающихся интересов, как их понимает Москва. Тут искать противоречия бессмысленно, потому что все, что делает московская политика, все соткано из агрессивных действий, а с другой стороны — попыток их отрицания, либо обоснования в виде отрицания, скажем так. 

Поэтому с этой точки зрения Москва, да, действительно, если начнется наступление на Херсон, отсюда и желание быстрее сказать о том, что Херсон или вообще юг Украины — это уже Россия путем "референдума" фейкового, или еще чего-то, и заявить о том, что это развязывает России руки для применения всех средств защиты ее национальных интересов и так далее.

Мы понимаем, что Москва все время бряцает ядерным оружием. Поэтому вот так торопливо все и происходит. В конечном итоге Москва является адептом, главным образчиком понимания, что такое в современном мире право сильного, право силы. Поэтому все остальное является вообще неважным для них.

— Замглавы Совбеза РФ Дмитрий Медведев недавно пригрозил Украине, в случае удара по Крымскому мосту, "судным днем". Почему такие угрозы произносит именно Медведев?

— Вообще он персонаж карикатурный. Он и был карикатурным. До какого-то момента его еще воспринимали серьезно, пока в 2008 году, в 2009, до 2011 он был президентом, и была такая партия второго срока Медведева.

Он же ведь тогда совсем другие речи произносил. Говорил о либерализации, об инновациях. Пытался ассоциироваться с неким прогрессом, такой какой-то идеей. Не то, чтобы либеральной, вообще о либерализме не приходится говорить. Но чем-то таким, что является прогрессивным, достойным ХХI века. Дурашливо он с этими девайсами крутился везде, рассказывал о цифровизации и так далее.

Но в конечном итоге вылезло в нем нутряное, понимаете? В силу своей закомплексованности, многих личных черт. И самая главная — вот эта историческая миссия выполнить подставку под ноги реального правителя. Вот с этой функцией он все пытается идти и пытается изжить из себя вот это свое качество прикладное. 

Он даже пытается быть похожим на Путина, замечали вы или нет? Он своими словами пытается стилизоваться под того. Но тот все-таки реальный людоед, настоящий сатана. А этот чертенок не тянет. И ему все время хочется дотянуться. И он страшно вращает глазами, и пишет какие-то ужасающие вещи, которые, в общем, не производят впечатления.

Почему его выбрали на эту роль? Он ведь замсекретаря Совбеза. Совет безопасности — это нынешний такой орган, похожий на политбюро при советской власти. То есть главный орган — это именно Совбез.

Вы знаете, Путин к нему питает слабость какую-то. Вот он его тащит за собой еще с мэрии Петербурга, где он у него работал в комитете по внешнеэкономическим связям юристом. Вот он его как-то как нелюбимого сыночка тащит за собою. Деть его некуда. И поэтому ему разрешают нечто большее. То есть он говорит, а давайте я буду угрожающие вещи произносить совершенно резкие такие, неприемлемые и так далее. Как говорят, чем бы дитя ни тешилось, пусть произносит. Потому что там есть гораздо более серьезные персонажи типа Патрушева (секретарь Совета безопасности Российской Федерации — ред.) и ему подобных. Они как раз очень сдержаны относительно подобного рода вещей, весьма сдержаны.

Их слова весят больше. И поэтому, на самом деле, все повторяют, что Медведев — карикатурный персонаж, никакой смысловой нагрузки по-настоящему не несет то, что он говорит. Но он, знаете, все-таки интересен, потому что проговаривается то, о чем видимо ходят разговоры внутри Совбеза. Он присутствует при каких-то обсуждениях и атмосферу отношения, риторику он передает. Хоть и столь лапидарно. Но они там вообще лапидарные все. Поэтому в этом смысле, конечно, его слова можно воспринимать как инсайт, если хотите, из сумасшедшего дома. 

— В самой России есть благодарный зритель, который как-то воспринимает представления Медведева?

— Вот лично его персонально — нет. А то, что он говорит — вполне. Потому что он хочет соответствовать запросу аудитории. Они не до конца ее понимают, потому что в России же нет никакой артикуляции этого мнения. А в чем оно? Выборов нет, ничего нет. Что навяжут сверху, то и будет. Скажут: "Мы завтра все будем геями", ну, вы знаете, не 100%, но 50% скажут: "Ну что же, раз партия сказала, будем стремиться к нетрадиционной ориентации".

Просто в данном случае Медведев, повторяю, интересен тем, что это человек вообще абсолютно не на своем месте. В любом качестве. Он ведь, мало кто знает, он же председатель партии "Единая Россия". А кто-нибудь от него слышал партийные заявления, партийную риторику, то, что он занимается делами партии? А он формально председатель правящей партии, которая представлена в парламенте.

Понятно, что никакого парламента нет, и это не партии в обычном смысле. Но просто повесили на него что-то, и вот висит. Поэтому на самом деле его не воспринимают как серьезного человека во власти, но вполне солидаризируется с его риторикой значительная часть общества. Так что те, кто его слышат, вполне могут и поаплодировать. 

— Это все действие мощной пропаганды на определенную часть людей, либо же реально российское общество именно с победой воспринимает нападение на Украину?

— Во-первых, сам Лавров, глава МИД, часть пропагандистской машины. Он дипломата не напоминает вообще ни с какой стороны, ни разу. Вот по нему вообще нельзя сказать, что этот человек — дипломат.

Даром, что он фамилию поменял. Он же Калантарян, фамилия отца, а он взял Лавров, фамилию матери. Они очень похожи с пропагандисткой Симоньян. Он выполняет именно такую функцию, дипломатом он никаким не является.

Он всегда врет, например, говорит: "Россия не нападала на Украину". Дважды он это заявил. Ну и так далее. То есть это все в одном ряду находится. Он выполняет такую часть работы тимбилдинга. Они внутри своего сообщества вот этих престарелых ветеранов сцены, они все на границе 70 лет, они вот там сейчас погружаются в это геронтократическое представление об обществе.

Но беда состоит в том, что они формируют запросы, но и отвечают на запросы. Безусловно, какая-то часть значительная, может быть, даже большинство российского общества, которое их поддерживает, разделяет их взгляды, испытывает то же самое облегчение, уж не знаю, чего он так мучился, она, конечно, считает, что это единственно верная публичная работа министра иностранных дел. 

То есть он не должен искать компромиссов, сглаживать конфликты, пытаться найти пути мира, а вот раз за разом одобрять войну. Облегчение — это значит получается, что надо же воевать, то есть безальтернативно, без попыток чего-то добиться, какого-то мира, или чего-то еще, понимая, кто здесь агрессором выступает, а кто жертвой.

Просто общество повреждено в уме сильно. И это будет продолжаться до того момента, пока действительно не произойдет что-то метафизическое, символическое, деоккупация, тогда может возникнуть вопрос, а ради чего тогда? Что вы нам обещали? Вы нам говорили совсем другое.

То есть если регионы Украины, которые были оккупированы хотя бы после 24 февраля, будут освобождены, то эти вопросы могут возникнуть именно не с точки зрения в защиту Украины или проукраинской позиции, а именно в качестве претензии к ним, что они сделали что-то не то для того, чтобы добиться этой цели. То есть по типу надо было, конечно, захватить Украину. Но вы же не смогли. Значит вы разворовали, значит не сумели, значит вы просто придурки. Вот я бы сказал, что если произойдет что-то очень важное на фронтах, то такой сдвиг возможен.

— Почему изначально не существует одной инверсии, например, удара по Виннице у российской пропаганды? 

— Смотрите, как это работает. Когда они ударяют ракетами, то не знают, что будет. Потому что все сказки про высокоточное оружие, про то, что они там какие-то цели, центры принятия решений поражают. Это все на публику, чтобы говорить, у нас тут армия невероятно мощная и так далее.

Когда это уже происходит, они, кстати, заметьте, не сразу все комментируют. Они не говорят там, например, версию, это не мы, это "сами бандеровцы себя взорвали". Либо они говорят о том, что мы били по военным целям, по мирным мы вообще не бьем, и вообще не комментируем, как было в случае с Винницей, то, что погибли гражданские лица.

Ниже спускаясь на уровень официальной позиции, пропагандисты разматывают разные версии, уводя от главной, что есть агрессор, который вот вам четвертая версия, вообще неважно, были ли там совещания, важно замотать это главное, совещание ВВС, что были иностранные участники, проводили в Доме офицеров. Вообще это неважно. Вы ударили по суверенному государству, по его территории. В центре города. Даже если там все руководство Вооруженных сил собралось и могла погибнуть одна-единственная четырехлетняя девочка, вы не должны этого делать. Так воюют нормальные страны, цивилизованные, которые являются постоянными членами Совета безопасности и претендуют на какой-то цивилизованный статус.

Даже если вам очень сильно хочется, это невозможно. Не говоря уже о том, что вы напали на суверенную страну и какое здесь обоснование, мы будем их всех убивать. Военных и так далее. Это как бы конвенциональные цели. Это даже уже не обсуждается. Уже понятно, что это безумие.

Тем не менее, я вам хочу сказать, ниже они должны разные версии давать в той парадигме, что мы все правильно сделали, нужный удар. Да, бывают побочные издержки, как где-то они об этом говорили. Побочный ущерб и так далее. Но ни в коем случае не отходить от главной версии, что мы все делаем правильно, они во всем виноваты.

Дальше уже позволяется какая-то фантазия. Не по методичке, жесткая, а так, что в оправдании позиций вы можете замылить реальную картину событий. То есть ни в коем случае не акцентировать на погибших гражданских, на детях и так далее, как о каких-то мишенях. Все остальное поэтому допустимо. И в этом смысле последствия всегда непредсказуемы для них. Они точно хотят наносить ущерб городам, бить по городам, поскольку они уже не первый раз попадают в гражданские объекты, гибнет мирное население. Они прекрасно знают, что это вполне допустимые последствия. Они, если бы хотели их избежать, прекратили бы бить по городам. Это логично. После Кременчуга, после Одесской области можно было сказать: не надо. Вот Винницу мы хотим ударить, но не надо, потому что опять крик будет, визг, опять какие-то гражданские погибнут. Но они же продолжают это делать. Значит, они это делают сознательно. Поэтому задача пропаганды для внутреннего контура — объяснить, что все делается верно.

— 22 июля было подписано зерновое соглашение с Турцией и ООН, а утром 23 июля в Одесский порт прилетела ракета. Как прокомментируете такое?

— Честное слово, хотите верьте, хотите нет, я везде комментировал, говорил, что вообще ничего не будет. Все эти договоры — это как бумагу повесили в туалет. Они ее сразу в туалет повесили и воспользовались. Это вообще ничего для них не значит. Потому что они и корабли будут топить, и я вас уверяю, будут говорить: это не мы. Это вообще не про это.

Согласитесь, они же получили то, что хотели, они ослабили часть санкций европейских. И было разъединение американских санкций в отношении сельхозпродукции, ее там компонентов и так далее. То есть уже результат есть. Теперь им надо большего.

Если вы хотите, чтобы заработало это соглашение, которое мы в Стамбуле подписали, ну, ребята, дорогие, для этого надо подписать соглашение о прекращении огня на юге Украины, и Одессы, и Херсона, и чтобы ни в коем случае не наступали на Херсон, не деоккупировали его. И в этом Высокополье освободили солдат РФ, коридор дали. То есть вот чего они хотят. Получив что-то одно, они сразу же делают шаги к тому, чтобы поставить ультиматум, шантажировать и добиться чего-то следующего. В этом вся суть этой системы. И я в данном случае абсолютно не удивлен. Я не знал, что именно ударят ракетой по Одесскому порту, но чего-то подобного и следовало ожидать.