Амнезии, повреждение 33% черепа и участие в научном фильме: почему военный Виталий так мечтает встретиться с врачом из Днипра

Чтобы стать актером, можно проходить сотни кастингов. А можно стать героем на передовой и потом в течение 2,5 лет даже не подозревать, что попал в научный фильм. Именно так случилось с героем нового выпуска программы "Я не забуду" с Ириной Хоменко.

Два с половиной года назад сын Ирины Малковой бесследно исчез во время обстрела. После месяца молчания она наконец услышала в трубке родной голос — Виталий выжил, но получил тяжелую черепно-мозговую травму. Врач из Днипра сделал невозможное и спас его, однако встретить своего спасителя Виталию потом так и не удалось. 

Хочет встретиться с врачом, который спас ее сына

Мать раненого Виталия, Ирина Малкова очень хочет встретиться с врачом, который спас жизнь ее сына после ранения на фронте. В результате травмы 33% черепа военного было повреждено, и большинство врачей не решались на операцию. Однако Андрей Сирко из Днепропетровской областной клинической больницы им. И.И. Мечникова согласился оперировать и совершил чудо.

— Ирина, известно ли вам, как зовут врача, который оперировал вашего сына? 

— Его зовут Сирко Андрей Григорьевич. Я очень-очень хочу его увидеть. Он спас моего сына — собрал ему голову, которая была ранена. У него золотые руки. Он оперирует воинов ВСУ. 

Когда к нам попали документы из военкомата, я показывала их другим врачам, и они, когда читали, даже плакали. Череп был очень разбит. Там может быть и паралич, и кома. Это должен был быть врач от Бога, чтобы такое сделать.

— Почему вы раньше не начали разыскивать этого врача? 

— Мы искали, пытались встретиться, но он то на выездах, то у него операция. Я — работница железной дороги, проводницей была. В 2015-2016 году мы сопровождали военные эшелоны и как-то везли бригаду с военными медиками. Ребятам оказывали медицинскую помощь прямо в вагоне. Я видела эти золотые руки, этот их настрой. Эти врачи ни на что не обращают внимание и делают свою работу. Наши врачи — боги. Я это видела собственными глазами.

Сейчас вяжу в госпитале носки из собачьей шерсти. Отправляем ребятам в Харьков.

— Сколько за время войны вы уже связали пар? 

— За этот год 149 пар. Раньше также лепили вареники, кексы и отправляли ребятам. Еще есть наше вино.

— Расскажите о вашей семье. Виталий — ваш единственный сын?

— Нет. Виталий — это старший. У нас есть еще младший Александр, который ушел по контракту в апреле 2021 года. Старший ушел, как только нас начали обстреливать — 28 февраля 2024-го. 

— Вспомните тот период, когда Виталий получил ранение. 

— Накануне в наш город зашли россияне. Связь исчезла. Моя душа в комок собралась, дышать невозможно было — я поняла, что что-то случилось. Дома была старенькая бабушка, которой нельзя нервничать, поэтому я уходила из дома, чтобы она не видела, как я плачу. Время остановилось. Я не спала. 

Когда вдруг звонок на Viber. Девушка сказала, что сейчас со мной свяжутся и чтобы я обязательно взяла трубку. У меня мурашки по коже пошли. Тут мне звонок, и он говорит: "Мам, я жив". У меня все поплыло, я упала на колени, говорила ему держаться и что все будет хорошо. Я так плакала, так голосила!

— Что вам известно о травме, которую получил ваш сын?

— Сначала он мне сказал, что это черепно-мозговая, но не сильная, все хорошо. Уже потом врач рассказал, что это беда и пострадало 33% черепа. Теперь когда у него всплеск эмоций и человек обычно плачет, он не может. Слез нет, потому что есть проблемы со слезными протоками.

— После ранения Виталий вернулся к вам, в родную Херсонскую область, но потом снова переехал, потому что в той обстановке ему было очень сложно находиться, да? 

— Да, у нас очень сильные обстрелы идут. Боевые действия в шести километрах от нас. Мы отправили его в Черновцы. 

— То есть сейчас Виталий живет в Черновцах, вы — в Херсонской области, а врач — в Днипре? 

— Да. Виталику в Черновцах дали комнату для проживания, а врач — в Днипре, в больнице имени Мечникова.

Военный психолог, которая работала с Виталием

Военный психолог Леся Прудиус познакомилась с Виталием в больнице, где он проходил реабилитацию после ранения. Сначала женщина с коллегами не признавалась, что они являются психологами, чтобы не нарваться на сопротивление самих пациентов. Поэтому под видом волонтеров они налаживали общение с ранеными защитниками, чтобы определить, кому из них необходима неотложная психологическая помощь.

— Когда вы познакомились с Виталием, в каком состоянии он был? 

— Подавленный, не шел на контакт. Мы зашли в больницу как волонтеры, не признавались ребятам, что мы психологи, потому что понимали, что будет какое-то сопротивление. Мы с ребятами разговаривали, пели, а Виталик всегда был в стороне. Как специалисту мне сразу было понятно, что вот здесь нужна помощь. Но мы не можем навязывать помощь, надо было действовать какими-то манипуляциями и хитростями. Аккуратно, чтобы не спугнуть.

— Как и чем вы помогали Виталию? 

— Когда я узнала, что его выписывают, то приехала на машине, чтобы отвезти его туда, куда ему нужно. На тот момент он еще не шел со мной на контакт, но я увидела в нем внутренний стержень. Я поняла, что ему надо помочь, и он сможет. Нужен был какой-то толчок. 

Помню, что была зима, холодно, снег, каша под ногами, а на нем кроссовки летние, которые уже разлазились. Спрашиваю: "Где твоя обувь?". Он: "Выплат нет, я не могу добиться". Тогда я только спросила его размер ноги и поехала поднимать всех волонтеров. Нужен был 45-й или 46-й размер. Видимо, в час ночи мне позвонили и сказали, что нашли. Уже в 8-м или 9 утра у меня были эти зимние ботинки. Я приехала к нему, открыла багажник, а там — и обувь, и носки, и все остальное, что девочки-волонтерки ему сложили. Вот это, видимо, была точка доверия.

— Почему вы возили Виталия возили в лес? 

— Я долго искала способ, как сделать так, чтобы он открылся, чтобы начал говорить. Пришла идея — забрать в лес и не отпускать. Точно же о чем-то будем говорить. Я ему позвонила и поделилась предложением. Мы поехали в лес и гуляли целый день. Именно тогда пошла работа и он начал говорить. 

— К какой инициативе вы привлекли Виталия? 

— К волонтерству. Он на тот момент уже помогал — делал павербанки и передавал ребятам. Но это были маленькие шаги. Я видела, что он очень хочет быть нужным. Первое, мы начали делать сборы ребятам. Потом я стала его привлекать к поездкам в больницы, чтобы навещать ребят с такими же ранениями. Он начал очень классную акцию "Подари улыбку военному".

— Я знаю, что вы также осуществили одну из детских мечт Виталия. 

— Он мечтал стать стронгменом. Василий Вирастюк был его кумиром и он хотел хотя бы селфи с ним сделать. А я подумала: "Почему бы и нет?". Это была афера века, как мы говорили, потому что надо было устроить все так, чтобы Виталий ни о чем не догадался. У нас получилось познакомить Виталия с Василием Ярославовичем. Интересная была встреча. После этого он начал тренироваться. Мы ездили на "Игры непокоренных" в Ивано-Франковск, участвовали. 

Этот врач, с которым он хочет встретиться — это человек, который спас ему жизнь. Для ребят очень важно благодарить. Они умеют это делать — искренне и честно.

Получил тяжелое ранение на передовой и хочет поблагодарить врача, который спас ему жизнь

Виталий Сапожников стал на защиту Украины еще во время АТО. В течение службы получил несколько ранений и амнезий. Несмотря на заключение "непригоден", он вернулся в армию после полномасштабного вторжения России, однако вскоре получил очередное ранение в голову — тяжелую черепно-мозговую травму и 33% повреждения черепа. Многие врачи не решались оперировать его, кроме одного — из Днепропетровской областной клинической больницы имени Мечникова. Военный больше всего хочет встретиться со своим спасителем и наконец поблагодарить лично.

— Расскажите, почему вы так хотите встретиться с врачом, который оперировал вас в Днипре? 

— Поначалу я даже ходить не мог. Очнулся подключенным ко всевозможным аппаратам. Он установил мне пластины. Это человек-ангел, ангел-хранитель, наверное. Он вдохнул в меня жизнь. 

— Я знаю, что раньше вы пытались самостоятельно разыскать этого врача. 

— В 2024 году я заезжал в Мечникова, договаривался с местными, чтобы его увидеть. Но он был не на месте.

— Вы стали на защиту нашей страны еще во время АТО и именно тогда получили первое ранение — под Марьинкой, да? 

— У нас было очень мало людей. Ребята даже вытаскивали из себя осколки самостоятельно на месте. Не успевала "таблетка" приезжать. Я был старшим механиком БМП роты. На второй месяц меня поставили командиром блокпоста. Меня как-то присыпало и контузия была. Тяжелые амнезии после того перенес — от одного до пяти дней потери памяти было. Это до 2021 года. Я мог открыть глаза и не знать, что со мной перед этим произошло.

21 декабря 2021 года в Коровии Черниговской области я очнулся в снегу возле путей. Не помнил ни себя, ни кого-либо другого. Я прошел все село до магазина, директор которого вызвал полицию. Приехала полиция и нашла удостоверение Участника боевых действий в рукаве. По этим данным выяснилось, что я стоял на учете, поскольку такое происходило уже не впервые. За мной приехала мама. Плакала возле меня, а я ничего не чувствовал, потому что не узнал ее.

— После того ранения, вам удалось вернуться к гражданской жизни? Нашли ли вы работу? 

— Я работал на железной дороге, поэтому решил вернуться. В комиссии сказали, что я непригоден. На строительстве — тоже. Поехал в Польшу работать электриком, на пилораму, в мясокомбинат. В 2018 году мне предложили работу в странах Балтии. 

— Когда началось полномасштабное вторжение, вы, несмотря на травмы и частичную амнезию, сразу пошли на службу. И снова получили ранение? 

— Да, мы зашли в лес, был смотровой пункт там и боеприпасы. Я осматривал территорию, когда в 100-150 метрах нашел орка. Я был без рации, поэтому быстро вернулся на пункт, чтобы сказать своим. Однако услышал "выход". Боекомплект сдетонировал. Меня присыпало, шлем разорвало. Помню, как по рации сказал: "Арбуз трехсотый". Начался бой, прибыла эвакуация, пришел в себя я уже в госпитале.

Предыдущие выпуски "Я не забуду":

Прямой эфир